- Да галиматья какая-то: «Привет, как дела». Не знаю, сейчас все кругом на смс-ках зарабатывают, так, может, и его это как-то коснулось. Я, честное слово, в это не вникала особо. Он всё реже стал появляться, работу совсем забросил: вообразил себе, что за ним охотится наша директорша и хочет затащить его в постель, чудак. А наша директорша полвека замужем, у неё уже внуки – о чем может быть речь? Если я ему звонила, то он мычал что-то в ответ и бросал трубку. Ну подумайте, какая на моём месте это выдержит? Я уже начинала было мечтать… о чем-то серьезном, особенно после того ужина в ресторане, а его словно подменили. И так, день за днём, всё хуже и хуже. А однажды вообще застала его сидящим перед выключенным телевизором, с которым он разговаривал – поверите, нет? В прямом смысле: сидит перед темным экраном со своим новым телефоном и как будто спрашивает у кого-то о чем-то и отвечает на вопросы. Я испугалась, говорю: «Глеб, у тебя, сучаем, не белая горячка?», а он отшутился, дескать, дай пообщаться с умным человеком или что-то в этом роде. Никитич тоже заметил, что с ним что-то неладно. Его шутка с «Лексусом» вообще всех достала, с Ромкой чуть не подрались.
- В смысле?
- Да в прямом. Никитич ему говорит как-то: слушай, Глеб, хватит тебе с этим джипом, надоело уже, а Глеб ему – да вы мне все завидуете, да я скоро в Штаты уезжаю, а вас жаба давит. Ты на мой телефон глаз положил, и на мою девчонку – на меня, то есть – и всё в таком же плане. Ну, Ромка не выдержал, говорит: ты чего, обкурился или «тарена» объелся, и за рубашку так его взял грубовато, тряхнул немного. Глеб посмотрел на него исподлобья, но ничего больше не сказал. Они с тех пор, кажется, больше не разговаривали. А перед этим, когда Рома ему акустику налаживал, Глеб на прощание сунул ему в карман просроченный билет в кино со словами: повеселись, дружище, это тебе за работу. Представляете? Ромка забыл про это, потому что тогда пожар был, да и напились они вечером сильно у Глеба дома. Потом только рассказал мне, так я не поверила сначала… Раньше Глеб никогда бы себе не позволил такую выходку, тем более по отношении к Роману.
- А у вас были версии, что с ним происходит? – спросил Прокопенко.
- Никитич как-то рассказывал, что они в школе еще на аптечном складе однажды работали, ну и нажрались там каких-то просроченных таблеток – «тарен», вроде. Так вот, говорит, симптомы похожие: у Глеба либо глюки начались, либо просто крыша поехала. Я в начале июня уже ни на шутку испугалась, когда он попросил оформить ему визу в Америку, а вместо консульского комиссионного сбора суёт мне с абсолютно серьёзным видом нарезанные и разрисованные под Франклина бумажки и говорит при этом, что сдачу я могу оставить себе. Я – ноги в руки и к Ромке, поехали на дачу к родителям Бесчастного, рассказали, что с Глебом что-то неладное. Они, конечно, в панике: единственный ребенок, которого они холили и лелеяли, а тут... Елизавета Федоровна – это мама Глеба – всё причитала по дороге в город, что он был поздний ребенок, что ещё в детстве у него были какие-то нарушения с психикой, что он был зациклен на цифре «6» одно время, но его вытащили психиатры из этого состояния, обещали, что всё будет нормально…
Девушка заплакала. Прокопенко достал свой платок и предложил ей с какими-то неловкими словами утешения, но она отказалась:
- Спасибо, не надо. Уже прошло. Я уже столько выплакала, что теперь это просто… по инерции. В общем, беседа с ним вам сейчас ничего не даст, вы понимаете теперь?
- А где он?
- Он в больнице.
- Здесь, в городе?
- Да, в психиатрической лечебнице.
20
Прокопенко присвистнул от неожиданности: парень в больнице! Для себя он выстроил уже довольно-таки стройную схему обоих преступлений, и теперь сходу никак не мог сообразить, какие изменения в ней внесет это известие.
- Вы его посещаете? – спросил он после непродолжительного молчания.
- Да, я была два раза. Смысла в этих посещениях особого нет: он живет в вымышленном мире, и при виде всего этого становится не по себе. После каждой встречи я потом неделю пребывала в полной депрессии.
- Он узнаёт друзей, родственников?