Читаем Бенкендорф полностью

Следующий, 1823 год оказался омрачён личными трагедиями. Зимой брат Константин, посланник в Вюртемберге, похоронил жену. Император Александр отпустил своего генерал-адъютанта в Европу — помочь брату справиться с горем. «Заодно» Бенкендорф выполнил несколько дипломатических заданий и завёз в Карлсруэ письма императрицы Елизаветы к матери — это поручение было знаком доверия императорской семьи. А летом пришла печальная весть из Ревеля: скончался отец Александра и Константина, Христофор Иванович.

Рождество накануне 1824 года наш герой провёл с семьёй в Водолагах, среди многочисленной родни жены. К тому времени его собственное семейство состояло из самого Александра Христофоровича, Елизаветы Андреевны и пяти дочерей (трёх родных и двух от первого брака супруги); нелишне отметить, что современники считали Бенкендорфа «образцовым отчимом». Это время характеризует мемуарная запись: «Наслаждаясь кругом моего семейства, я всё больше и больше отдалялся от большого света»139.

Сердитая стихия

В 1824 году, в день 7 ноября, хотя тогда и не «красный день календаря», красные флаги взвились «над омраченным Петроградом». Это был знак опасности, к которому вскоре добавились флаги белые — знак беды. Уже накануне

Нева металась, как больнойВ своей постеле беспокойной,

а утром…

Граф Варфоломей Васильевич Толстой, сенатор, «имел… привычку просыпаться всегда очень поздно. Так было и 7 ноября. Встав с постели гораздо за полдень, подходит он к окну (жил он на Большой Морской)… и странным голосом зовёт к себе камердинера, велит смотреть на улицу и сказать, что тот видит на ней. «Граф Милорадович изволит разъезжать на двенадцативёсельном катере», — отвечает слуга. — «Как на катере?» — «Так-с, ваше сиятельство: в городе страшное наводнение». Тут Толстой перекрестился и сказал: «Ну, слава богу, что так; а то я думал, что на меня дурь нашла»140.

Военный комендант Петербурга граф М. А. Милорадович был одним из тех деятельных «генералов-спасателей», которых позже увековечил Пушкин в «петербургской повести» «Медный всадник»:

…Стояли стогны озерами,И в них широкими рекамиВливались улицы.Дворец Казался островом печальным.Царь молвил — из конца в конец,По ближним улицам и дальнимВ опасный путь средь бурных водЕго пустились генералыСпасать и страхом обуялыйИ дома тонущий народ.

Вторым генералом, как удостоверяет и сам поэт в примечании к этой строфе, был A. X. Бенкендорф.

В тот день он исполнял обязанности дежурного генерал-адъютанта при императоре. Александр I наблюдал за разгулом стихии из окон Зимнего дворца, о стены которого волны бились с такой силой, что брызги долетали до второго этажа. Часовых вокруг дворца сняли с караулов, в последний момент, «спохватившись», когда они уже стояли в воде — никто не покинул пост без приказа. Флигель-адъютант полковник Герман, которого государь направил вывести суда Гвардейского экипажа на помощь пострадавшим, выехавший из дворца в курьерской тележке, вскоре вынужден был её бросить и пересесть на лошадь, а добрался до места назначения уже на лодке. Добрался — и выяснил, что вся флотилия уже «разоружена» к зиме и к тому же замурована в Адмиралтействе штабелями принесённых рекой дров.

Тем временем Дворцовая площадь стала бурным «дворцовым озером» с гигантским водоворотом посредине. С крыши недостроенного здания Главного штаба в него летели железные листы кровли, скрученные ветром, словно бумага.

«Среди порывов бури видимы были несущиеся по Неве суда, на коих люди молили с распростёртыми руками о спасении. Его величество, желав подать тем несчастным руку помощи, высочайше повелеть соизволил генералу Бенкендорфу послать 18-ти вёсельный катер Гвардейского экипажа, бывающий всегда на дежурстве близь дворца, для спасения утопавших. Генерал сей, внемля гласу усердия и неустрашимости, для поощрения морской команды, подвергавшейся явной опасности, сам перешёл чрез набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, которым командовал мичман Гвардейского экипажа Беляев, и в опаснейшем плавании, продолжавшемся до трёх часов ночи, имел счастие спасти многих людей от явной смерти»141.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное