— Иди, — сказал Беовульф бывшему противнику. — Иди в море и никогда не возвращайся. Тебе нет места среди нас. За все злодейства тебя наказал не я, а боги Ванахейма. — Гаут вскинул меч. — Мою руку направляли ваны. То, что Хрунтинг не убил тебя, а лишь отсёк руку — знак того, что Ньорд и Фреир не хотели твоей смерти.
Грендель молча развернулся и заковылял к дальней части острова, в сторону скал. Люди двинулись за ним — проследить. В тёмном ущелье плескалась морская вода, был слышен шум прибоя, отражавшийся от каменных стен. Он вошёл в воду не обернувшись и ничего не сказав напоследок. Только Фенрир тихо гавкнул ему вслед.
— Возвращаемся, — сказал Беовульф. — Заметили, очень холодно — тварь мертва, а колдовство доселе не исчезло.
Да, не исчезло. Солнце стояло в зените, однако не грело. Каждый чувствовал, что камни под ногами чуть подрагивали, пульсировали, будто человеческое сердце, впитав чуждое волшебство.
— Давайте поспешим, — нахмурился Хенгест. — Не нравится мне это. Совсем не нравится.
Быстро преодолели стылые болотины, перебрались на соседний остров, потом на следующий, более высокий. После исчезновения тумана обзор был отличный, и от взгляда никак не могло ускользнуть то, что старое капище — валуны, идолы, кажущиеся издалека тонкими палочками, тёмный силуэт жреческого дома, — всё начало покрываться инеем, ярко сиявшим на солнце. Окружённая возвышенностями впадина превращалась в огромную глыбу льда, медленно погружавшуюся в топь.
— Ты уверен, что мать Гренделя умерла? — спросил Беовульфа епископ. — Не сбросила облик, не превратилась в бесплотный дух, а именно умерла?
— Не знаю. Там — Граница. Там может случиться всё, что угодно… Если она уснула вновь — то очень надолго. До самого Рагнарёка и Последней Битвы.
— Уйдём. Мы сделали всё, что смогли…
К следующему утру на месте бывшего капища остались лишь подёрнутые ледком бездонные омуты. Никогда в будущем даны не ходили в эту часть болота, твёрдо помня о Проклятии Хеорота, сгинувшем несчитанные зимы назад, но оставшемся в памяти людей навек.
— И где же голова Гренделя? — с непонятной интонацией вопросила Вальхтеов, когда Беовульф с соратниками, грязные, уставшие и продрогшие, предстали перед конунгин по возвращению в Хеорот. В посёлке сильно пахло гарью, огромные пожарища на вершине холма всё ещё тлели, полоса сизого дыма растянулась над равниной на тысячи шагов. — Ты обещал принести добрые вести, вождь Беовульф.
— Ни Хеорот, ни новый бург, который ты собираешься поставить, ни твоих сородичей Грендель и его мать более не побеспокоят, — твёрдо ответил гаут. — В том моё нерушимое слово. Если ты ему не веришь, выбери воина, который будет биться со мной на хольмганге — суде богов. Пусть асы дадут знать, лгу я или нет.
— У меня осталось слишком мало воинов, — проронила конунгин. — Я верю тебе… Кто… Кем она была?
— Я этого не знаю, Вальхтеов. Пускай Ремигий-годи скажет. Он старше и мудрее.
— Не ревнуй больше Хродгара, госпожа, — сказал епископ. Вальхтеов выпрямилась и сверкнула глазами: такие слова были вопиюще неучтивы. Ремигий невозмутимо продолжил: — Хродгару не хватило мужества и верности, чтобы отказаться от искушения, но он был всего лишь человеком. А она — существом, нашему миру не принадлежащим. Гораздо более хитрым, коварным и жестоким. Всё в прошлом, конунгин Вальхтеов. Правь своим народом достойно и помни: опасность, приходящая с болот, сгинула. Благодари Беовульфа и Людей Тумана, которые остановили это нескончаемое безумство. Они не испугались выйти против зла, которое принёс в Хеорот твой покойный супруг.
— Смело говоришь, жрец, — процедила Вальхтеов. Помолчала, уняла раздражение. Сказала без лишней злости: — …Люди не любят, когда им говорят правду в лицо, годи. Я должна отблагодарить вас, пусть так и случится. Хродульф! Ты знаешь, что нужно делать, — ты конунг.
Четверо данов принесли деревянный короб, обшитый полосками проржавевшего железа, — короб старинный, сразу видно. Поставили его у ног Хродульфа, откинули крышку. Замерцало золото: кольца, гривны, тяжёлые римские и константинопольские монеты. Часть несметных богатств Хеорота — причём немалая часть. Хватило бы на пять кольчуг, шлемов и щитов да ещё на несколько лошадей в полной сбруе.
Богатый подарок. Конунг должен быть щедр, это тоже обязательная часть варварского этикета — окажись ты доблестен, как Доннар, и мудр, будто сам Вотан, тебе никогда не простят скупости или жадности, это самый непростительный порок после трусости, а то и равноценный ему.
Беовульф принял подарок как должное. Часть этих богатств вскоре пополнит кладовую дракона Фафнира: конунг дал куда больше, чем нужно нескольким воинам для безбедной жизни!