— Это ведь он про меня, — уверенно говорил Северин, сжимая в пальцах пергамент. — Прозвище, которое мне дал Беовульф! А Никодим почему-то выставил меня конунгом данов…
— Вероятно, его затуманенный хмелем разум просто не осознал того, что именно подразумевал Беовульф, называя твоё имя. Не обращай внимания — это ведь уже легенда, а в легендах постоянно встречаются неточности.
— Но дядя! Правда должна оставаться правдой! Что он тут понаписал? Всё перепутано!
— Чепуха, сын мой. Правда всегда торжествует. Хотя бы потому, что мы с тобой знаем, как всё произошло на самом деле? Верно?
Заключение
Этот день был невероятно утомительным.
Епископ поднял задремавшего Северина затемно, рассвет только нарождался над тёмной полосой лесов к востоку от Реймса — именно Реймса, а не римского Дурокорторума: Ремигий категорически запретил клиру и ближайшим помощникам использовать староримское название. Надо говорить на языке варваров: только так новообращаемые тебя поймут и примут. Да и произнести языколомное
Хловис Меровинг, великий рикс сикамбров, прибыл в Реймс третьего дня — исполнять обещание, данное Ремигию во время битвы с алеманами. Вместе с риксом явилась вся свита: супруга Хловиса Хродехильда Бургундская, давно принявшая христианскую веру, его дуксы Гунтрамн и Маркомер с дружинами, мажордом Теодоберт с многочисленными родичами, Гундовальд, Алетий, Ландерик с Леудемундом и многие другие вожди.
Небольшой город не смог вместить почти три тысячи воинов, и Хловис распорядился встать лагерем на равнине к югу, у подножия высоких холмов, на которых спокон веку выращивали виноград.
Из ближайших церковных диоцезов в Реймс стекались рукоположённые священники. Некоторые приезжали на библейских осликах — эти были греками или римлянами, чтущими традиции Церкви; принявшие сан варвары наподобие Ионы-Сигизвульфа, служащего в Париже, предпочитали коней.
Для северной Галлии и Бельгики такое собрание клира — сорок два священника! — было уникальным. Епископ Ремигий созвал всех священнослужителей впервые, полушутя обозначив наступающую Пасху «великим галльским собором». Преподобный был прав: с тех пор как кафолическая церковь утвердилась на этих землях, настоятели приходов собирались вместе впервые.
Благо, повод был исключительный. Хловис и его присные принимали Святое Крещение.
Храм — базилика, посвящённая Святой Деве Реймсской — ничуть не претендовал на изящество или величие: бревенчатый сруб, размером лишь самую малость превосходивший памятный Северину Хеорот, с деревянной башней-колокольней. Собор мог вместить от силы человек двести, и то если они будут стоять в ужасной тесноте.
К сожалению, со времён Империи в городе не осталось подходящего крупного здания, где можно было бы разместить кафедру епископа, но Ремигий не унывал. Деятельный Князь Церкви отлично знал, что варварам ближе и роднее постройки из дерева, нежели из камня, а потому несколько лет назад приказал строить базилику так, как привычно сикамбрам. Вековые сосны свозили в Реймс со всей округи, и за четыре года над старым римским городом поднялось новое здание — символ смены эпох.
— Ничего, однажды построим каменный, — пожал плечами епископ, видя разочарование Северина, привыкшего к грандиозным постройкам Рима. — Всё и сразу, сын мой, не бывает. Мы ведь только начинаем! Думаешь, Ромул с Ремом пришли к холмам над Тибром и сразу увидели Вечный Город во всём величии? Ничего подобного, они начинали с ветхой хижины, рядом с которой эта базилика покажется огромной крепостью!
Северин, давно понявший, что спорить с дядюшкой бессмысленно, промолчал. Впрочем, Ремигий всегда оказывался прав.
Хловис честно отстоял мессу Великой Субботы до полуночи — когда епископ огласил радостное «Христос Воскресе!». Затем отбыл в свой шатёр, готовиться к наступающему дню. Выглядел король несерьёзно, словно не осознавая, как изменится его жизнь в будущем. Рикс твёрдо знал одно: приняв крещение, он получит поддержку кафолических вождей и золото из Рима. Впрочем, он видел пример новой веры — свою жену, несомненно варварку, бургундку, но всё-таки твёрдо верующую христианку…