Беранже

Вот, например, два молодых человека — один высокий, с античным профилем и белокурыми кудрями, другой — маленький, проворный, с длинным острым носом и быстрой речью. Это подающие надежды ученые, публицисты, историки. Высокий — Минье, низенький — Тьер. Оба так и норовят пробиться поближе к песеннику сквозь толпу завсегдатаев салона, плотным кольцом окружившую нового гостя. И если не сегодня, то в один из ближайших вечеров они добьются того, что Беранже заинтересуется ими и станет называть их своими «молодыми друзьями».

Лаффит знакомит Беранже с пожилым статным человеком. Это один из ближайших друзей хозяина и самых почетных его гостей — юрист, политик, либеральный депутат Дюпон де Л’Ер. У него умное, выразительное лицо и лысый череп, как у древнеримского оратора Катона.

Постепенно Беранже вовлекается в общую беседу, а позже за столом с успехом исполняет свои песни, поощряемый восторженными рукоплесканиями.

В следующий раз он уже без особого сопротивления соглашается пойти к Лаффиту и время от времени продолжает наведываться в этот салон.

ПРЕДВЕСТНИЦА «ИНТЕРНАЦИОНАЛА»

В конце сентября 1818 года немецкий город Ахен готовился к приему «августейших особ». Европейские монархи — основатели Священного союза, избрали его местом для очередного конгресса.

Старинный город славился тридцатью тремя церквами и древним собором. Здесь под стрельчатыми сводами короновались многие поколения императоров и королей. Здесь, согласно преданиям, был погребен сам Карл Великий. Хотя останки легендарного императора и не были обнаружены, но о пребывании их в усыпальнице собора возвещала надпись на тяжелой каменной плите: «Carolus Magnus».

Толпы паломников стекались сюда на поклонение мощам и реликвиям. Монеты так и звякали, опускаясь в кружки для приношений, торговля чудесами шла вовсю.

Спору нет, старинный город с его храмами, гробницами и таинствами был как нельзя более подходящим местом для встречи «христианнейших монархов».

В назначенный срок сюда прибыли высокие гости: русский император Александр I с государственными мужами Нессельроде и Каподистрией, прусский король Фридрих Вильгельм III с двумя министрами, австрийский император Франц II в сопровождении неизменного Меттерниха, а также английские советчики-лорды Веллингтон и Кэстльри.

В этот раз на конгресс пригласили и представителей Франции. Делегацию от монархии Бурбонов возглавлял первый министр герцог Ришелье. Французы волновались. На конгрессе должны были решаться дальнейшие судьбы их нации.

Ришелье в своем выступлении заверял руководителей конгресса, что оккупационные войска, введенные во Францию в 1815 году и призванные оберегать престолы и алтари Европы от посягательств крамольников, уже выполнили свое назначение в реставрированной монархии. Монархия окрепла, и никакие революционные бури не грозят ей более.

Основатели Священного союза и их советчики приняли эту речь благосклонно. Они и сами подумывали о том, что пора бы отозвать из Франции своих солдат, не то еще наберутся в этой стране бунтовщиков всяких возмутительных идей.

Конгресс постановил вывести оккупационные войска из Франции досрочно, не позднее 30 ноября 1818 года. Вопрос о дальнейшем устроении судеб реставрированной монархии вызвал, однако, разногласия. Можно ли оставить без постоянного надзора эту страну, чреватую революциями? Государи колебались. Наконец после долгих прений было решено допустить Францию к участию в «концерте великих держав» и в то же время сообща держать подозрительного партнера в узде, немедленно вмешиваясь во французские дела в случае какого-нибудь опасного поворота или переворота в политической жизни страны.

Конгресс выпустил торжественную декларацию, оповещавшую весь мир, что «августейший союз» пополнился новым членом.

* * *

— Ну, как? Радуемся? Такое событие, такое событие! — шамкал герцог Ларошфуко де Лианкур, пожимая руку Беранже.

Старый вольнодумец, вельможа времен Людовика XV, Ларошфуко хотя и провел долгие годы в эмиграции, но сочувствовал либералам и всячески выказывал свое расположение к поэту оппозиции, встречая его в салонах.

— А у меня к вам большая просьба, — продолжал герцог, не дожидаясь ответа Беранже. — В честь освобождения Франции от вражеских войск я устраиваю праздник у себя в замке Лианкур. Прошу быть моим гостем и горячо надеюсь, что вы пропоете на нашем торжестве новую песню, прославляющую освобождение Франции от иноземных штыков.

Беранже сказал, что он подумает, но не дал никаких твердых обещаний.

И без просьб герцога он уже думал, как откликнуться на это событие.

Оду на случай он не станет сочинять и, конечно, не будет воспевать благость монархов, соизволивших присоединить Людовика XVIII к своему сонму и очистить Францию от оккупантов после того, как эти самые «благодетели» ограбили и унизили ее.