Берег и море (СИ)

— О Господи, — Крюк закатывает глаза. — Копия своей мамаши. — Я снова заношу руку для нового толчка, и он тут же добавляет: — Ладно, ладно. Желание миледи — закон.

Крюк вешает плащ на руку и, подмигнув, выходит из комнаты. Однако, дверь закрыть я не успеваю: он суёт ногу в дверной проём.

— Чего тебе ещё? — спрашиваю я. Хочется придавить ему ступню и посмотреть, как он выкрутится в этот раз — тут металлическим протезом уж точно не отделаешься.

— Забыл представиться — Джонс. Киллиан Джонс.

— Я думала, ты Капитан Крюк.

— И он тоже.

Я выгибаю бровь.

— Не много ли имён и чести для простого пирата?

Крюк надувает губы.

— Я не так прост, как ты думаешь.

— Мне всё равно.

Крюк, то есть Киллиан (что, к слову, хотя бы звучит не так по-идиотски) клонит голову вбок. Его взгляд скользит по моему лицу и телу, и я поправляю полотенце так, чтобы оно прикрывало не только плечи, но и грудь.

— Ты, Лу без всяких там «иза», я так понимаю, тоже тот ещё сундук с загадками.

— Ну да, и если ты сейчас же не уйдёшь, я тебе своей крышкой оставшиеся пальцы придавлю, — прыскаю я.

Киллиан ухмыляется. Его губы опять растягиваются по кривой, один уголок чуть выше правого, отчего взгляд приобретает коварный прищур.

— Ауч, — произносит он и убирает ногу с дверного проёма.

Я с грохотом захлопываю дверь прямо перед его носом, прежде, чем Киллиан сам разворачивается и уходит. Слышу его недовольное бурчание и заборные ругательства, затем приглушённые шаги и хлопок двери. Стягиваю с себя мокрую одежду, насухо вытираюсь полотенцем и переодеваюсь в единственную запасную ночную рубашку: шёлковую, совсем как халат. Ложусь в кровать в надежде уснуть, но провалиться в сон мне так и не удаётся. Как только я закрываю глаза, комнату наполняет еле различимый треск, как если бы из крана в ванной монотонно и методично капала вода. На таком звуке нельзя концентрировать внимание, а иначе потом от него никак не избавиться. И я совершаю эту ошибку, когда, хмурясь, прислушиваюсь к тишине.

Звук нельзя описать словами. Мне кажется, я слышала его раньше, но не могу вспомнить, когда и где именно. В старой жизни? В том мире, где жила до Сторибрука? Возможно.

Чем бы ни был этот звук, он гудит в комнате всю ночь и я, как не пытаюсь, не могу понять, где находится его очаг. Он словно одновременно везде: за стенами, под потолком, в ванной комнате, за окном. Спустя некоторое время я встаю с постели и выглядываю в коридор, но он не пропадает и там.

Такой приглушённый, но отчётливо звучащий, этот звук заставляет меня мысленно взвыть, когда часы на прикроватной тумбочке показывают семь утра — пора вставать. А я так и не смогла урвать хотя бы полчаса сна.

В кафе «У бабушки» я спускаюсь ровно за двадцать минут до открытия. Помогаю Руби и миссис Лукас протереть столы, расставить перечницы, солонки и салфетницы, ставлю вариться свежий кофе, а сама допиваю остатки вчерашнего, чтобы перестать клевать носом. Сразу отмечаю все изменения в отношении людей ко мне: миссис Лукас смотрит с опаской, Руби — с жалостью, пришедший за своим беконом Лерой вообще сторонится, как огня, а Мэри Маргарет и Дэвид, взявшие кофе с собой, слишком часто оборачиваются на меня через плечо — и всё из-за вчерашней новости.

Если раньше я чувствовала себя чужой в Сторибруке, то теперь мне тут просто нет места.

— Ты как, нормально? — спрашивает Руби.

Я пожимаю плечами.

— Ну да, как обычно.

Девушка поджимает губы.

— Лу, ты уже минуты три размешиваешь соль вместо сахара в своём кофе.

Я опускаю взгляд на кружку. Прекрасно! Теперь все будут думать, что я ещё и сумасшедшая.

— Просто не выспалась, — отмахиваюсь я и иду выливать кофе в раковину. — У меня в номере что-то сломано: может, кран гудит, или половицы отходят, не знаю. Но какой-то надоедливый звук всю ночь не давал спать.

— Я попрошу Билли проверить, — кивает Руби. Она пробивает Белль кофе и вафли с собой, а та, в свою очередь, с любопытством поглядывает на меня.

— Ну что такое? — я пытаюсь сдержаться, но это удаётся мне с трудом. — Почему ты на меня так смотришь?

Белль мягко улыбается.

— Прости … Мистер Голд мне всё рассказал по поводу тебя и Реждины. И я только сейчас замечаю, как всё очевидно: вы невероятно похожи!

— Да уж, сомнительная удача, — бурчу я в ответ. На Белль злиться невозможно — у неё лицо очень уж доброе. Это как кричать на котёнка или щенка. — А самое смешное, я всю жизнь хотела посмотреть в глаза той, которая отказалась от меня, чтобы задать один единственный вопрос: почему? Но сейчас, когда моя биологическая мать живёт буквально на той же улице, я понимаю, что не хочу узнать правду.

— Это нормально, — Белль протягивает руку и сжимает моё предплечье. — Ты столько всего пережила из-за неё, и то, что ты её сторонишься — нормальная реакция.

— Ты не представляешь, сколько всего … — шепчу я и практически собираюсь выложить ей всё как на духу, когда осознаю, что кроме нас совершенно никто не разговаривает.