Берег ветров. Том 1

«Ну и глаза у сатаны, хоть и глядит сквозь очки», - подумал Тийт Раутсик и сказал извиняющимся тоном;

- Только соточку.

- Так получай уж тогда от казны на пару штофов для угощения «зятька» и его дружков, только смотри, чтобы к следующему разу что-нибудь и запомнил! - И он сунул Тийту трехрублевую бумажку.

«Вот так история! - думал Тийт, неловко расписываясь в получении денег. - Пеэтер-то непьющий. Как же я его напою?»

И он поведал о своих сомнениях Тикку.

- Выпытай у дочери, что она знает о Пеэтере. Разузнай, может, сааремаасцы, с которыми он работает, знают, какие у него планы. Ну, и жители дома, в котором он живет, что они говорят о нем. Хромой деревенский мальчуган, работающий у Ланге, поселился у него, может, он о чем проговорится. Одним словом, наблюдай, выковыривай отовсюду все, что может пригодиться.

- Видно, господин уже и сейчас все сами лучше знают… Я ведь… убогий калека… да и не привык…

В соседней комнате снова послышалось женское пение:

Кларисса, Кларисса,

Красотка моя!

- Ну, не беда, учение - мать умения! - Тикк коротко кашлянул. - Гм, а как дочка поживает? Она у тебя довольно смазливая девочка! Когда-нибудь зайду, познакомлюсь, может, еще и поухаживаем!

- У господина, я слышу, и так уже есть женщина, - сказал Тийт, не сумев скрыть своей неприязни.

Тикк поправил очки.

- Об этом не стоит говорить, это… так просто… одна моя… моя кузина… Я ведь не какой-нибудь мещанин, у меня душа художника… Моя душа, ты понимаешь, ищет красоты, она как пчела, стремящаяся с цветка на цветок. - И господин Тикк повернулся теперь к Тийту Раутсику, доброжелательно, почти по-свойски, похлопал его по плечу и сказал: - Кураж надо иметь, старик! Жизнь прекрасна! Передай привет своей красавице дочке! Через неделю, в следующий четверг, приходи опять ко мне, но пораньше, скажем, так часа в четыре, после обеда, хочу сфотографировать тебя.

- Хотите с меня карточку сделать? Боже, зачем? - испугался Тийт Раутсик. - Я и без того дал подписку в жандармском управлении…

- Так, так, но одних букв мало… Ну, сфотографирую, карточку сделаю, не убудет же тебя… А теперь можешь идти!

Тийту Раутсику и впрямь пришла пора исчезнуть - женский голос за дверью пел свою «Клариссу» уж слишком нетерпеливо.

Г лава семнадцатая

Пеэтер Тиху пять лет подряд проработал на фабрике Гранта, из них три последних за одним и тем же столярным верстаком. Но его прогнали с фабрики после провалившейся забастовки, и Пеэтеру нелегко было стать на якорь где-либо в другом месте. Недели две он помахал токмарем на бревенчатом углу строящегося дома трактирщика Вельтмана в компании с Виллемом, Лаэсом, лагувереским Юханом из Ватла и юным абуласким Андерсом, но по договору с Вельтманом оплачивалась работа не пяти, а четырех человек, и вскоре Пеэтер стал подыскивать себе другое занятие. Наконец, в середине лета, ему удалось найти место на фанерной и мебельной фабрике Ланге, того самого Ланге, о котором рабочими была сложена песня:

Кто в Таллине живет, друзья

Тот слышал уж, конечно,

Как трижды в день труба одна

Орет бесчеловечно.

Торчит труба до облаков,

Ее любому видно.

От лака, клея и паров

В цехах фабричных гибнем.

Там нищий люд, больной бедняк

На Ланге спину гнет.

Но в день получки выйдет так,

Что взял ты все вперед!

Чуть поцарапал стул - беда!

От штрафа не спасешься.

А пикнешь только, что ж, тогда

Без места остаешься.

И хитрый Цапман – компаньон -

Деньгу вложил не сдуру.

Издалека умеет он

Сдирать с рабочих шкуру!

У Ланге не один рысак,

Есть гончие, борзые.

А для рабочих есть казак,

Нагайки ременные.

Пусть труд ночной жену твою

И дочь сведет в могилу.

Ты не ропщи и знай: в раю

Им будет очень мило.

Ведь гроб богатство Ланге дал..

Напрасно протестуешь:

Пусть на земле ты пострадал.

На небе возликуешь…

Рабочие постарше помнили еще деда нынешнего директора, старого Ланге, столярного мастера, изготовлявшего с двумя десятками подмастерьев тут же, на Рапласком шоссе, разную мебель, но паче всего обитые серебряной бумагой гробы.