Берега и волны

— Такой тебе твой акула. И твой матрёшка. А я буду видеть, кто ты? Пой, Витка, про морское счастье! Посошок по мне. Я — счастье на всех делИть. Или делАть? Нельзя счастье один, так, капитан? Так! ДелАть, как я!.. — Первым шагает по трапу, остальные — будто выходят один из другого, как из матрёшки. — Матрёшка! Морская! Левое плечо вперёд! Живота грудь четвёртый человек, я! Стой!

Миша напрягся, как от резкой боли в животе, и повернул голову в сторону берега…

Глава 14. Купец моей радости

— Что случилось, купец моей радости? — Витя вошёл в роль первого друга вождя.

Вождь резко повернул друга лицом к берегу, прошептал:

— Слышишь? Понимай голос берега. На берег случилось. Барабан сбился. Небо светлеет. День идёт. Луна перышком летит. Луна несёт новость большой, как большой живот беременной женщины… Барабаны торопят новость. — Вождь говорил, как в трансе, и слушал барабаны, как в трансе, и как в трансе — закричал громко:

— Это хорошая новость! Витька! Капитан! Слышишь, большой барабан говорит! Большой барабан любовь хочет! Так зовут на большую свадьбу!

— Так, может, это о твоей новой свадьбе барабаны гремят?

— Нет, капитан. Мишина свадьба — племён дружба, ритуал вождя. А тут — смерть или жизнь.

— Ну и Африка! — Первый друг пытался учить африканский сюжет на ударных. — Во, даёт! Просто азбука Морзе на барабанах. Любовь или свадьба? Ключ или клетка? Театр или смерть?! Что смотреть будем, зрители?

— Точно. Шекспир! Миша, объясни? Может к нам снова вернулась акула и надо нырять? За цветами? За платьем невесты? Ты опять затеваешь нам свадьбу типа Африка-Россия? Семейный социализм на половину земного шара? Смешение народов и буйство ласк? Хочешь моим загорелым торсом женщин своих успокоить, а? Я могу! Но ты покорми меня! Под жареное мясо и улыбаться приятнее. Не темни, Миша?!

Но уже слышно нарастающее движение быстрых весёл и шум воды, вспененной флотилией невидимых чёрных пирог, летящих от берега к судну, как тысячи пущенных к цели стрел. Воздух звенел, казалось, от скорости звука, готового разорвать полог рассветного неба… Так нарастает вой реактивного самолета на взлете. На палубу упал человек и заплакал словами прощающегося с жизнью. Он лежал и выл, ожидая приказа о смерти. Стало так тихо, что комариный писк испугался себя и смолк. Миша подошел к лежавшему и что-то спросил. Лежачий ответил, не отрывая головы от палубных досок.

Миша повернулся к капитану и спросил голосом мирового судьи:

— Поэт здесь?

Поэт вышел вперёд:

— Я здесь.

— Ты — касался руки моей дочери?

— Да.

— По законам моего народа — ты должен умереть. Завтра.

— Согласен.

— И жениться на ней. До полуночи. Сегодня… — Его голос сорвался в крик и причитания. — Как ты смел это сделать?! Мальчишка! Щенок бледнолицый. Сынок… Всё кончим сегодня!

— Я согласен — сегодня…

— Капитан! Что требуется от жениха на свадьбе по вашим законам. Я хочу соблюсти правила.

— Благословение родителей. Костюм с галстуком. Присутствие родителей, родственников, друзей.

— Где твои родители?

— Отец погиб в море. Мама дома. В Новороссийске.

— Теперь — я твой отец и твое благословение. Маму спросим, когда приедем в Россию. Думаю, что она согласится. Как думаешь, капитан? Может быть африканский отец? Согласится мама?

— Может. Согласится. Только поздно, будет.

— Почему поздно?

— Если завтра казнь.

— Кто сказал, казнь?

— Ты. Сегодня — свадьба, а завтра — казнь. Так ты сказал?

— Каша дважды — масло лучше. Так говорят? Как я могу разрешить ему умереть, когда он будет муж моей любимой дочери?! Которая — не умерла, а полюбила?! Слава богам на небе и рыбам в море! Слава Луне и Солнцу! Слава звёздам и голосу неба! Слава моим барабанам и моему народу! Я хотел ехать поезд и делать семейный социализм, еду и пою! Бог моего народа и всей Африки слышит мою песню. Поднимись, плачущий раб, целуй ветер жизни, ласкающий губы и играющий нашими одеждами. Дети мои, будьте счастливы и благодарите мир, дарованный вам всевышним! Мы все — дети мира. И все вы мне — семия! Говори, поэт и мой сын теперь, чего хочешь? Нам домой спешить надо.

— Нам тоже, папа?

— Папа?! — Вождь замер в сладком экстазе.

Режиссер и оператор переглянулись на долю секунды, и аппарат затрещал как пулемёт, как колёса летящего поезда, заглушая ритм барабанов и радуясь кино-удаче: режиссёр смаковал кадры и улыбался.

— Поэтический мой, — с улыбкой извращённого инквизитора произнес Витя, — ты так по-одесски произнес слово папа, что может играть скрипка…

— Ты сказал — папа?! Сынок! — Вождь не кричал, а трубил как слон на семейной поляне. — Заработала! Моя идея семейного социализма! Дай тебя обниму, мальчик мой. Ты, наверно, не совсем русский… Коля? А по отчеству? По отчеству как?