Берега и волны

Глава 13. Африканская матрёшка: акула пришла!

Миша подходит и говорит, не улыбаясь:

— Ну, что, капитан, есть две новости, плохо и хорошо. Так говорят?

— Говори. Не стесняйся.

Миша, как фокусник, выдержал паузу:

— Первая — плохо: у тебя нет ключа — открывать клетка. Нет ключа? Плохо. Вторая — совсем хорошо: никакая клетка никогда не заперта насовсем. Как сердце — стучит внутри, живёт снаружи. — Дёргает и открывает, улыбаясь и говоря просто. — Русский матрёшка умный. Открывай-доставай, говорить не надо. Африка матрёшка, тоже умный, потому что слова плохого нет. Нет слово замок, плохое слово. Обмануть нет — плохой человек слово. Нет слова убить. Нравится матрёшка африканский? Хороший матрёшка? Миша дарил тебе. Африка — тёмный, улыбка — белый. Матрёшка — слова хороший. Вспоминать меня будешь, как говоришь? Отелло? Ромео? Вождь африканский? Босой и щедрый, улыбка для восемь счастливых жен! Да? Москва-Владивостока, мало тока, да? Весёлый я, капитан?

— Весёлый!? А твоя клетка, Миша? Нашёл из неё выход?

— Клетка есть. Обезьяна видит — человек клетке, человек видит — обезьяна клетке. По секрету скажу — у меня внутри тоже клетка есть — скелет, называется. А он мне — стоять помогает, сердце хранит. Хороший клетка моя? У меня дома русский матрёшка. Талисман. Она мне поможет, как думаешь? Матрёшка боится чёрный цвет? Нет? Выходи, капитан! Всё!

— Много говоришь. Пора. Помоги мне подняться и выйти, вождь… Морская жизнь, скажу откровенно, спектакль на палубе. Виртуальность видна каждый день. Оттого глаза и слабеют. Капитанская болезнь, скажу.

Выходит на палубу. Другие выходят тоже.

— Миша-джан, ты обманываешь. Говоришь, что нет слова убить, а рыбу и птицу ешь, как?

— Витя, слушай меня! Я говорю: рыба, живи во мне! Я говорю: птица, пой во мне! Видишь, петь хочется.

— Ну, хитрец, дай я тебя обниму. Всё-таки, смотрю на тебя, слушаю — зачем дурачком притворяешься? Матрёшка африканская, маска? Чёрная маска? Слово-шутка-прибаутка, маска?

— Маска-дурашка, Миша под маска, а Ванька-дурак — тоже умный? Блаженная!

— Блаженный?! Да ты точно от русского моряка происходишь, а? Семейный ты наш. Не спрашиваю, куда мне идти дальше по этой палубе, но ты мне ответь, белая улыбка, как ты меня выкупил? Дорого платил?

— На все вокруг есть цена, даже на нашу жизнь. Как Одесса говорил: если ты должен деньги, заплати деньги. Иначе придется платить совесть.

— А слово совесть есть у африканцев?

— У африканцев есть слово душа, как у русских.

— Ты настоящий друг, Мишка. Умеешь ты сказать главное, — Витя оглянулся, увидел киношников, режиссера с красными пузырями на голых плечах, девицу, показавшую Вите язык. — Однако надо побриться, — почесал тралец бороду, но тоже успел показать язык заводной девице. Оскалился, как молодой лев перед самочкой.

— А как же барабаны? А что — акула? — недоумевал Гром.

Но Миша все помнил и всё видел, говорил слова-песню:

— Все настоящее. Африка, море. Не виртуально. Мои барабаны. Музыка неба. Акула? Акула тоже моя. Плачет. Девочка моя больная ушла. Барабаны, все говорят. Барабан слышать, все понимать. Далеко ушла. Океан. С хорошими словами ушла. С любовью. Твой молодой стихи читал. Знает. Родной мне теперь. Как сын.

— Умерла? — капитан с ноткой скорби, — может, барабаны ошиблись? Не умерла?

— В сердце осталась, — Миша обнял капитана и плакал. — Молодая печаль не ушла, новая радость заботила.

— Что-то ещё, вождь?

— Моя клетка захлопнулась: бабушка умер — я теперь вождь трёх племен. Трёх племен вождь, трёх племен детей надо. Гуманитарной каша кормили, тараканов не стало, птичек мало, детей не рожать. Детей не рожать — племя не будет. Надо спешить. Буйвола охотится — мясо есть. Самому охотиться, самому есть, самому женится. Сейчас. Белоруска-жена плачет. Две хохлушка-жена плачет…

— А курочка-ряба кудахчет… Новых забот — полон рот.

— Что говоришь, Гром смелый, три раза беглый?

— Это из русской сказки про золотое яичко, — вступился Витя.

— Пасха?

— Пусть будет Пасха, пусть Новый год, на счастье, вождь.

Миша по-русски махнул рукой:

— Пусть!

Витя решился-таки попросить вождя:

— А можно, я Шпринга возьму. Пропадёт он у тебя.

— Он — не счастье, Витка… Шпринга — не бери. Беда приносит.

— Я, Мишаня, не поверю в счастье, когда мелкого гада не будет рядом. По-морскому говорят: один шаг на палубу — счастье, полшага за борт — смерть. Всё должно быть со мной, рядом! Он мне опасность напоминать будет. Морское счастье — всегда солёное, всегда неустойчивое, на волне потому что. Пусть этот Шпринг рядом будет. Мы с ним, может быть, в прошлых жизнях на морях пересекались. Я, понятное дело, рыбу ловил. Он — меня! Правда, Шпринг? Или ты тогда уже рыбой был? Не обижайся, не всех одноглазых за борт бросали.

— Пусть, если хочешь. Но домой, как пешком идти? Далеко.

— А что же ты, друг-вождь — обувку на дорогу не дашь? — Гром решил тоже откусить долю африканской щедрости:

— Босиком по вашему песку — ноги в кровь?!