Берега. Роман о семействе Дюморье

Перемены нагнали на него печаль; когда первое возбуждение утихло, нахлынуло одиночество. Жить одному в Париже – совсем не то же самое, что жить в собственном доме, с родней. Раньше в жизни существовал привычный распорядок: за стол садились в один и тот же час, рядом всегда были одноклассники, жизнь текла размеренно, но счастливо. Теперь же он был неприкаянным юношей, без денег, без профессии – и с легким уколом разочарования Кики понял, что не знает, что дальше с собой делать. Школьные друзья выросли и разъехались по всей стране; даже консьерж из квартиры на улице Бак успел умереть, а хозяин бакалейной лавки на углу не смог его вспомнить.

«Неужели только у меня одного такая долгая память?» – горько размышлял Кики; он прошел через Буа и вышел к Сен-Клу, и каждое дерево, каждая травинка напоминали о безвозвратно утраченном прошлом. Вот длинная аллея, где они с папой когда-то бегали наперегонки, – все тот же корень по-прежнему торчит из земли, за него недолго запнуться по неосторожности, как он запнулся, когда ему было восемь; возможно, теперь здесь бегают взапуски другие мальчики. Вот полянка, где они как-то устроили на мамин день рождения пикник, – Изабеллу тогда ужалила пчела. Он как живое видел ее пухлое детское личико, губки надуты – сейчас разревется; но Джиги перекувырнулся целых десять раз кряду, и она не заплакала, а рассмеялась. А потом Джиги стошнило вон за тем деревом; мама сказала, что он объелся сливовым пирогом, но Кики-то знал, что причина – эти кувырки, подарок сестренке. И он все шагал по знакомым дорожкам, худой и бледный молодой человек, руки засунуты в карманы, широкие плечи ссутулены, и все думал, что же сталось с тем, другим его «я», которое существовало когда-то; ему все казалось, что маленький Кики бежит рядом, точно мальчик-призрак.

Разумеется, он навестил тетю Луизу в Версале, она поплакала над ним, осыпала его поцелуями и сказала, что во многом он как две капли воды похож на своего папу; сама она постарела и выглядела довольно жалко; Кики впервые поразила мысль, как одиноко ей, должно быть, живется. Она сгорбилась, скрючилась от ревматизма, а парик теперь выглядел особенно ненатурально. Кики спросил ее совета касательно живописи: с чего лучше начать – он ведь знал, как талантливо она рисует цветы; Луиза посоветовала ему получить разрешение на копирование лучших картин в Лувре. После этого он приобрел огромное полотно, получил студенческий пропуск и устроился перед одной из самых сложных работ во всем Лувре – сонм ангелов возносит на небеса святого, – и, разумеется, копия вышла никуда не годная, ни на что не похожая, тем более что ему все время заглядывали через плечо и отпускали оскорбительные замечания.

Пав духом, Кики ушел из Лувра, отправился в кафе, выпил вина и выкурил множество сигарет; а потом он вернулся домой, в пустую квартирку в Пуасоньере, – и кто бы вы думали развалился там у него на постели, при сапогах, шпорах и всем прочем, как не неподражаемый Джиги, только что прибывший из Шалони en permission![64]

Кики тут же напрочь позабыл про живопись, и они рука об руку вышли из дому, роскошно пообедали на франк с носа, а потом, поразмыслив, отправились на галерку в Опера-Комик. Как замечательно было повидаться с братом и – право слово! – как он вырос, каким стал славным, милым, смазливым парнем, какой он неотразимый в военной форме, все девушки просто не сводят с него глаз! Джиги, как всегда, шутил и проказничал, Кики смеялся так, что бока заболели, однако выражался Джиги так сочно, а в разговор вставлял такие местные выражения, что Кики едва поспевал за ходом его мысли: говорили они, разумеется, по-французски.

Джиги почти полностью забыл английский язык и сделался настоящим troupier[65]. Кики опасался, что мама станет теперь стыдиться его больше прежнего. Хорошо все-таки, что он не приехал на похороны, он бы ведь наверняка оставил дома форму, если это у них разрешается, надел бы фрак и цилиндр и стал бы с виду – а что может быть ужаснее – чистым приказчиком или там гробовщиком, совсем не похожим на джентльмена.

Бедный, беззаботный, бесшабашный Джиги; трудно быть капралом во французской армии и полностью смыть с себя запах соломы, конюшни, плаца. Но в любом случае с ним было исключительно весело, а за шесть лет накопилось много всякого, что хотелось обсудить и припомнить.

Кики сказал, что в любой момент запросто получит разрешение приехать из Шалони в Париж, и раз Кики теперь будет здесь жить, а через месяц и мама приедет тоже, видеться они будут часто и все пойдет по-прежнему.