«Таких мучений и пыток никогда еще не выпадало на мою долю, –
писал он Тому Армстронгу, – а причина, дружище, судя по всему, в переутомлении, тревогах, сидячем образе жизни взаперти, скудном питании и похвальной нравственности моего существования. Я сейчас пью рыбий жир, принимаю по пятнадцать гранов хинина в день, и опасное состояние моего мозга очень кстати сменилось новыми заботами: фурункул на лодыжке и простуда. Именно по этой причине ты в последнее время не видел в печати моих работ; говоря по правде, истекший месяц был просто разорительным: никакой работы и куча расходов! Enfi n! Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes![113] Когда я снова стану самим собой, полагаю, работы мои будут только лучше. Врач утверждает, что самым целительным лекарством для меня стала бы женитьба. Эмму все это чрезвычайно угнетает, и я специально уехал в Брай тон, чтобы не истязать ее своим нынешним видом. В Страстную пятницу я попытался нарисовать эскиз для „Лондонских новостей“, все шло хорошо, оставалось добавить несколько штрихов, как вдруг на меня накатила такая злость и отчаяние, что я все бросил, испортил рисунок и отправился к врачу, Хендону. Кажется, я упал перед ним на колени – или еще что-то в том же духе – и возопил: „Да какого дьявола нам нужны все эти печенки и прочая дрянь?“ Он заверил, что с головой у меня все в порядке, просто я на грани нервного срыва. „Панч“ и „Раз в неделю“ трогательно справились о моем здоровье и, проявив понимание, сделали все, чтобы я в нынешнем своем хрупком состоянии не перетрудился. Все куда-то продвигаются, кроме меня. Джимми Уистлер, Фред Уокер и остальные; Лейтон тоже выдал несколько отличных работ. Вот если бы я смог жениться – я работал бы больше и лучше, потому что избавился бы от ennuis, beau-paters и belle-maters[114] и жил бы с самым милым, прелестным и добросердечным божьим созданием, которое, знай оно, что я это пишу, обязательно передало бы тебе свой любящий привет…»К началу лета Кики оправился достаточно, чтобы побывать наездом в Дюссельдорфе, однако нервы его по-прежнему были на пределе, и вид его ошеломил Эллен. Какой же ее милый мальчик сделался худой и бледный, трудится по девять часов в день, чтобы жениться на Эмме и забрать ее из мрачного дома Уайтвиков. Эллен, вообще-то, собиралась предложить ему оплатить некоторые их дюссельдорфские счета, однако, едва его увидела, тут же приняла твердое решение никогда больше не просить у него ни пенни. Не такая она бессердечная, чтобы вешать на него лишние заботы. Впрочем, она, конечно, не удержалась от того, чтобы не нажаловаться на Джорджи и ее беспринципность, а тут еще Бобби заболел корью, а Изобель ни с кем не знакомится и пускает по ветру последние возможности. Она так долго держала все это в себе, что не могла не выплеснуть на сына.
– Когда мы поженимся, Изабелла будет жить с нами, – сказал Кики. – Может быть, в Лондоне она найдет себе пару.
Эллен только поджала губы и повела плечами: ей решительно невдомек, как Кики сможет содержать не только жену, но еще и сестру.