Кики и Джиги гонялись за бабочками в золотистом Буа, падали, выдохшись, под деревьями и смотрели, как солнце чертит на листьях изменчивые узоры; а по вечерам Эллен сидела сгорбившись напротив мужа за круглым столом в salle à manger[33]
и говорила слегка ворчливым голосом:– Я до смерти устала смывать и соскребать с них грязь. Как только ты или я получим хоть какие-то деньги, нужно отправить их в школу. Я готова несколько месяцев прожить в трактире, одна с малышкой и без няни, в нескольких милях от Парижа. За одного постояльца с ребенком возьмут совсем немного. А мальчиков необходимо поместить в хорошую английскую школу. Нужно найти какой-то способ.
Он, конечно же, пытался ее утешить. Ни к чему так экономить. Переносная лампа обеспечит все их нужды. Да, он обещает, что деньги на школу будут. Возможно, на следующий год. Это уже скоро. Мальчики умненькие, развитые не по годам, причем оба, – и все благодаря ее воспитанию; оба умеют читать и писать, оба ценят красоту – ну, по крайней мере, Кики.
– Можно ведь договориться с твоей матерью, чтобы она выдала нам деньги вперед, – предложил он. – Те, которые тебе причитаются после ее смерти. Ты ей писала?
– Я пыталась завести об этом разговор еще до отъезда из Булони, – произнесла Эллен устало. – Она называет то, что получает, «мои деньги», – можно подумать, она вольна ими распоряжаться как хочет. Думаю, у нас ничего не получится, разве что мы наймем адвоката. И ты подумай, она говорила со мной так, будто я совсем ничего не знаю о ее делах и о том соглашении, которое она подписала в тысяча восемьсот девятом году. Иногда мне кажется, что она начинает впадать в слабоумие – или сама меня держит за дурочку. Вот если бы Джордж был дома…
– Я сегодня утром получил из Португалии письмо от Луизы, – перебил ее Луи. – Палмелла собрался в Париж; здоровье у него пошатнулось. Мне нужно добиться встречи с ним и показать ему мое изобретение. Как жаль, что день рождения Эжена еще не скоро!
– Подарок на день рождения нас не спасет, – со вздохом произнесла его жена.
– Bon gentilhomme n’a jamais honte de la misère, – бодро проговорил Луи.
Вот только слишком уж часто он повторял эту фразу, и она давно утратила убедительность; Эллен ответила лишь бледной улыбкой и покачала головой. Да, на переносную лампу порой находились покупатели, но пока, по крайней мере, переворота в мире она не произвела. Эллен оставалось только лелеять надежду, что когда-нибудь положение изменится, пока же Бюссоны продолжали множить долги и уповать на будущее.
Ее золовка Луиза лучше других понимала, в каком Эллен положении; Луизины письма служили Эллен великим утешением, пусть даже и содержали слишком много религиозных нравоучений. Кроме того, Луиза время от времени присылала им небольшие денежные подарки – Эллен было немного стыдно их принимать, но она шила на них платьица для малышки и рубашки для мальчиков. Очень это было мило со стороны Луизы – проявлять такое понимание, да и пользы куда больше, чем если бы она по-прежнему по три-четыре раза в год присылала Джиги жития святых, как делала, когда они жили в Булони. Письма свои она заканчивала словами: «Впрочем, Господь Всемогущий лучше нас ведает, что нам во благо, и все нежданные испытания должно нам принимать со смирением, а утешения искать в покорности и надежде» – и иными поучениями того же рода; Эллен их при чтении пропускала. Зато в постскриптуме Луиза часто добавляла, будто нечто малозначительное, что отдельным посланием отправляет им сто франков, а кроме того, вчера нашла случай поговорить с неким бароном Д'Алоста, который через неделю примерно должен проезжать через Париж, об изобретении Луи-Матюрена.
Не исключено, что любезный герцог специально отложил свое посещение до последнего дня. Слишком уж хорошо он знал своего изобретателя.