– Давным-давно жила девушка, о красоте которой до сих пор ходят легенды, – проговорил Ивар. – Звали ее Сванвид – Белая Лебедь. Халльдор хочет называть тебя как эту прекрасную девушку, потому что ты так же красива, как она, и еще потому, что твое словенское имя ему трудно выговорить.
Еще никто не называл Зорянку красивой. Еще никто не дарил ей цветастых бус. Она была младшей в семье, на три лета моложе сестры, проводившей свою семнадцатую зиму, и парни, приходившие звать на посиделки Весну, в ее сторону не смотрели. Потому сейчас от нахлынувшей радости она даже не нашла, что ответить. Только прижала подарок к груди, словно испугавшись, что отберут.
– Вот что, – поразмыслив, решил Ивар. – Плохо, когда невеста и жених не понимают друг друга. Халльдор будет приходить иногда по вечерам, чтобы научить тебя и твоих подруг языку северян. А ты, Сванвид, и ты, Фрейдис, будете учить Халльдора говорить по-словенски. И польза всем, и забава.
– Что ты задумала, глупая? – напустилась на сестренку Весна, едва мужчины ушли. – От счастья отказываться! А если силой возьмет или другую найдет, посговорчивее?
– Она не глупа, а хитра не по годам, – вступилась за Зорянку Долгождана. – И если выйдет по ее, ты останешься с нами на острове.
Обида похожа на болезнь тем, что редко проходит в одночасье. Но Ормульв хёвдинг уже спустя самое малое время мог спокойно вспоминать о словенской ведунье и даже говорить о ней с конунгом и его побратимом. Как-то он сказал Эйвинду:
– Я слышал, у Барди приболела жена, но он не захотел отвести ее к Йорунн.
– Почему? – спросил конунг. – Барди сам решил сделаться знахарем и лечить женские хвори?
– Люди шепчут меж собой недоброе, – поморщился Ормульв. – Они не доверяют чужеземной ведунье. Боятся, что она наведет порчу, исподволь станет колдовать, чтобы причинить зло. В ее ларце видели ядовитые зелья, потому никто не решится выпить приготовленный ею отвар. А после нашего с Асбьерном спора начали поговаривать, будто ведунья может убить одним прикосновением. Сам подумай, захотят ли люди ее помощи? Доверят ли пришлой свою жизнь или жизни своих родных?
– Если бы душу Йорунн наполняло зло, Хравн не принял бы ее в своем доме, – ответил на это конунг.
– Хравн – древний старик, он уже плохо различает, кто хороший человек, а кто нет, – возразил хёвдинг. – Но я беспокоюсь не о нем, а о девчонке. Молва крепнет и очень скоро может обернуться бедой. Страх заставит забыть даже то, что она под твоей защитой, конунг.
Эйвинд задумался. А потом сказал Ормульву:
– Спасибо, что предупредил. Теперь я знаю, что нужно делать.
После того, как Долгождана получила новое имя, медноволосая Лив перестала поглядывать на нее свысока. Помогать не помогала, но и не насмешничала, видя, что с тяжелой работой дочь словенского конунга справляется чуть хуже других. А от внимательных глаз Долгожданы не укрылось то, что Лив, едва завидев Асбьерна, делает все, чтобы он поглядел на нее. Но ярл словно забыл о ее существовании. Казалось, встань она на его пути – и то не заметит, мимо пройдет.
– Скажи, Фрейдис, – спросила однажды Лив, подсев к Долгождане, чистившей рыбу. – Для чего Асбьерн оставил тебя здесь? Хочет выдать замуж за одного из своих людей или для себя приберегает?
– Не знаю, – ответила Долгождана. – Ярл мне про то не рассказывал.
– Плохо, если он решит тебя своей назвать, – проговорила Лив.
– Почему? – удивилась Долгождана. – Разве он раньше принуждал кого?
– Ему принуждать не надо, – усмехнулась Лив. – Захочет – сама по доброй воле к нему побежишь.
– С чего это вдруг?
– С того, что ярл и его люди чужеземцы. Унн говорила, будто род Асбьерна от самих альвов идет. А-а, ты же не знаешь… У них на родине, в Скоттланде, живут в лесах альвы – колдуны и колдуньи. Им под силу одним взглядом зачаровать человека, лишить его воли. Ярл так красив и удачлив потому, что в его жилах течет альвийская кровь. Вот только ему никто надолго не нужен – возьмет свое, а потом продаст, едва наскучишь, – горестно вздохнула красавица. Долгождане даже стало жаль ее.
– Ну, ты-то тут уже не первый год, – подумав, сказала она.
– Это потому, что я знаю как сделать, чтобы мужская любовь не остыла, – Лив подмигнула ей, а потом снова нахмурила брови: – Только теперь он на меня, бессердечный, не смотрит. О другой думает. Уж не знаю, кого ярл пустил в свои мысли – тебя или ведунью, подругу твою. Одно скажу: остерегайтесь его! Сердце потом навек разбито будет. Знаю, о чем говорю.
Девушка шмыгнула носом, поднялась и торопливо пошла прочь. Долгождана после ее ухода долго сидела, бессильно опустив руки и тщетно пытаясь вспомнить, как следует чистить рыбу – с головы? с хвоста? Едва не порезалась.
Ближе к вечеру конунг велел всем собраться в дружинной избе на хустинг – домашний сход. Туда приходили мужчины и женщины, свободные и рабы – все, кто жил в Стейнхейме.
– Что за надобность в тинге? – спросил Эйвинда старый Хравн. Он пришел одним из первых и занял место рядом с конунгом.