Берегини

– Сперва узнай, пощадила ли кого-нибудь хворь и давно ли она покинула фиорд, – сказал конунг. – На удачу свою полагайся, но будь осторожен. Я бы сам пошел, да датчане на днях приплывут. Поторгуемся, потом о деле поговорим.

– Снекку снарядить недолго. Завтра с рассветом в море выйдем, – Асбьерн окинул взглядом серо-зеленый волнующийся простор. – Поплывем на запад.

– Значит, к западным землям, – проговорил Эйвинд конунг и задумчиво усмехнулся. – К празднику вернись, а то знаю тебя, – вождь притворно нахмурил брови. – Пока всех местных девчонок не перецелуешь, не успокоишься.

Он хлопнул побратима по плечу и рассмеялся. Настроение у Эйвинда для серьезных бесед было совсем неподходящее. Асбьерн рассмеялся вместе с ним:

– Я бы рад не целовать – сами на шее виснут!

А потом добавил уже серьезно:

– Вот еще что, Эйвинд. Пусть на острове не знают, куда направится снекка. А будут спрашивать – скажем, что как всегда, за припасами на зиму.

– Почему? – слегка нахмурился Эйвинд.

– Потому, что неладное творится, брат, – ярл посмотрел на побратима и словно ледяной водой окатил: – Среди наших людей есть предатель. И не один.

Конунг ответил жестко:

– Такими словами бросаться не следует, Асбьерн. С чего ты взял?

– Девушка, которую я оставил у себя, Фрейдис – дочь словенского конунга, – тихо проговорил ярл. – Она клянется, что словене не виноваты. Ни один из вождей, ее братьев, не велел нападать на нас.

– И ты поверил словам перепуганной девчонки настолько, что посмел обвинять кого-то из своих? – напустился на него Эйвинд. Лицо Асбьерна потемнело и ярл надолго замолчал, погрузившись в невеселые думы. Потом спокойно сказал:

– Все равно я в поход не возьму никого из тех, кто ходил тогда к словенам. И карту твою заберу с собой, а вместо нее в сундук положу другую. Ее нарисовал Вагн по моей просьбе, и она отличается от настоящей, как тир от трэля . А там посмотрим.

– Делай как знаешь, – отозвался конунг.

Погода была хорошая, и Смэйни вынесла во двор своих подопечных – двух маленьких девчонок, народившихся этой зимой. Пока они дремали в своих корзинках, старая нянька негромко рассказывала словенским девушкам о здешних краях.

– Остров Хьяр довольно большой, да толку от этой величины мало. Все скалы да камни, в горах круглый год снег лежит, плодородных земель и нету почти. Жили тут люди и до нас, ловили рыбу да растили, что вырасти может.

– А лесов тут совсем нет, матушка Смэйни? – спросила Долгождана, сматывая пряжу в клубки.

– Откуда им взяться здесь, милая? Деревья с камнями уживаются плохо. Раньше, говорят, на скалах было немало птичьих гнезд, но мальчишки давно уже не приносили добычи. Одно хорошо – рыбы в здешних водах много. Тем и живем… А ведь я-то помню, какие леса шумели на острове Мьолль, где родился наш конунг и многие его воины. И поля там рождали столько, что все были сыты, и стада на лугах паслись все лето, день ото дня становясь тучнее… Много лет назад Олав Стервятник отнял у нас этот остров, и с тех пор жизнь наша стала трудной и горькой.

– Как это случилось, матушка? – полюбопытствовала Зорянка.

– Потом как-нибудь расскажу, – одна из малышек заплакала, и нянька принялась напевать ей колыбельную. Не получившие свободу девушки переглянулись: может, и правда на другой земле больше повезет? У датчан, говорят, дворы богатые…

Йорунн подошла, улыбнулась приветливо, посмотрела на лежащих в корзинах девчушек:

– Красивые какие! – и собралась было идти в дом, спросить Унн о работе, но вдруг присмотрелась повнимательнее к рыжеволосой девочке, выставившей ножки из-под одеяла. Присела рядышком, взяла ее на руки, заворковала:

– Птичка моя, лапушка, дай-ка на тебя посмотреть… Ах ты, солнышко мое, золотое… Матушка, – спросила она у Смэйни, – чья это дочь? Боюсь, хромоногой девочка вырастет. Пока поправить можно, но матери каждый день с ней возиться придется.

– Мать у ней померла в родах, – нехотя проговорила нянька. – Красавица была, каких мало. Да вот девчонка в животе повернулась боком… мать долго не могла разродиться, а потом так и не встала. Обычное дело у нас на острове. Отец ее, Ормульв, на дочь и взглянуть не захотел – уж больно жену свою любил, от горя чуть не помешался. Даже имени ей не дал. Мы зовем ее Эсси – по матери.

– Ормульв хёвдинг ее отец? – Йорунн нахмурилась.

– Он самый.

– А кто же тогда кормит ее? Кто заботится о ней?

– Кормит ее Сигрид, мать маленькой Гейрни, – Смэйни погладила вторую девочку. – А нянчу, понятное дело, я. Кто ж еще? Она у меня как яблочко наливное, крепенькая, почти не плачет… Внучкой зову.

Йорунн некоторое время молчала, потом сказала:

– Что ж. Значит, сама ее лечить буду.