Берегись, Ангел!

Стою, смотря на темное небо, с которого падают снежинки, как в тот день, когда я ее целовал…

Чертова горечь пропитывает не только слюну, а каждую клетку организма.

Не могу успокоиться.

Себя ненавижу.

Что не смог защитить. Сделал еще хуже, чем могло быть.

— Замерзнешь, придурок. — Макс кидает мне куртку, которую я сжимаю в руках, не спеша натягивать на себя, чтобы холод хоть немного привел мысли в порядок.

— Ты здесь откуда? — Хриплю, пока Круг хмуро смотрит на меня.

— Тачку твою пригнал.

— Мамка разрешила от юбки оторваться? — Бросаю со злостью, хотя понимаю, что он не виноват в том, что произошло.

— Поехали в больницу. — Говорит, игнорируя мои слова, и кивает на спорткар, а я протягиваю руку за ключами, но Круг отрицательно машет гривой. — Я за рулем. Ты не в том состоянии.

Кривлюсь, сжав кулаки, но он прав.

Мне сейчас хочется раздолбать себе голову о первый попавший кирпич. Только жаль, что не поможет. Это не исправит моей ошибки.

Накидываю на себя куртку и иду к машине. Макс садится за руль, а я смотрю на свои руки. Все в крови мрази, которую я бил.

И убил бы. Если бы не оттащили…

Сглатываю вязкую слюну, снова сжимая кулаки.

— Где мелкий? — Спрашиваю, вспоминая вновь и вновь его плач, который мне сердце на части порвал.

— Забрали. — Сухо отвечает Круг, направляясь в городскую больничку. — Теперь отец Лики сможет его усыновить.

Отворачиваюсь к окну, чтобы не показать своих эмоций.

Хорошая новость, только чего это стоило…

Больница пропитана едким запахом медикаментов. Противный аромат, напоминающий о том, где я нахожусь. Слушаю врача и ловлю на себе испуганный взгляд одной медсестрички.

Понимаю, дорогуша…

Руки разбиты.

Рубашка в крови, да и на лице наверняка остались красные капли. Но…

Если бы вы видели, что происходит в душе, то убежали бы от ужаса.

К Ангелу нельзя. Спасают лишь пятитысячные. Медсестричка подрывается и прежде, чем дать халат и пустить в палату, обрабатывает мне руки. Сила денег, мать их…

Многочисленные гематомы.

Перелом ребра.

Сотрясение.

И ссадины на лице.

Вот чего стоило Цветковой самозащита.

Вхожу в палату тихо и смотрю на нее в полутьме. Света от мигающих флуоресцентных ламп немного, но я вижу, насколько она пострадала.

Никогда не понимал чувств, пробирающих до такой степени, что в сердце иглы вонзают.

Теперь понимаю…

Она лежит на белых простынях.

Такая беззащитная.

Бледная.

Смелая.

Смогла все-таки пару раз съездить кастетом этому уроду по лицу. Я заметил.

Научилась, моя девочка…

Подхожу и придвигаю стул ближе к кровати.

Хочу взять за руку, но замираю на миг.

Не делаю этого.

Боюсь притронуться.

Не хочу нарушить ее сон.

Не знаю, сколько времени проходит, но дверь скрипит, и на пороге появляется он.

Кивает на выход, призывая к разговору. Приходится подняться и выйти в коридор.

— Какого хрена ты сюда приперся?! — Цедит папочка сквозь зубы, убрав руки в карманы брюк. — Я за тебя задницу рву, а ты приперся к этой…

— Я здесь буду. — Прерываю его речь, замечая, как смотрит на нас медсестричка.

— Ты в своем уме?! — Снова шипит, покрываясь алыми пятнами.

— Я. Останусь. Здесь. — Повторяю, стараясь сдержать ярость, которая плещется внутри.

— Последняя выходка, Данияр. — Уже спокойнее говорит отец, поправляя галстук. — У тебя времени до утра, потом возвращаешься домой. Нас ждет серьезный разговор.

Глава 73

Ангелика

Я открываю глаза медленно, совершенно не понимая, где нахожусь. Полумрак. Мигающая лампа привлекает внимание, и я часто моргаю, чтобы четче различать предметы вокруг. Голова тяжелая, словно в нее свинец залили. Пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо, будто я пролежала на палящем солнце больше суток.

Попытка пошевелиться приводит к тому, что все тело начинает ныть, и тут-то в памяти всплывают воспоминания.

— Как я тебя ненавижу, мразь!..

Удар, второй…

Крик Олежки.

Слезы…

Кажется, что грудная клетка разлетится на части от того, что мне нечем дышать в это мгновение. Я медленно вдыхаю и выдыхаю, решая, что нужно подняться. Только стон единственное, что я могу издать. Обессилена…

— Лик, — хриплый голос Дана, раздающийся откуда-то сбоку привлекает внимание, и я тут же поворачиваю голову, — лежи спокойно. У тебя ребро сломано и сотряс.

Аристов поднимается со стула и подходит ко мне. Вид у него пугающий. Белая рубашка перепачкана кровью, костяшки сбиты, на скуле ссадина, волосы растрепаны, и он в костюме для банкета. Паника поднимается с невероятной силой, и я часто дышу, несмотря на боль, которая от этого появляется.

— Где Олежка? Что с ним? С ним все в порядке? — Спрашиваю еле слышно, ведь сухость во рту не дает языку нормально шевелиться, и Данияр, видимо, это понимает, потому что берет с тумбочки бутылку, откручивает крышку и подает мне.

— Он в порядке. Забрали в детский дом, но твой отец скоро сможет его усыновить. — Без радости произносит Дан и придерживает меня, пока я жадно глотаю воду.

Кажется, что она вкусна, как никогда ранее, но новости не радуют. Волнение за брата побеждает, и на глаза наворачиваются слезы, ведь не так я представляла наше освобождение. Совсем не так…