Стив свернул с широкой мощеной улицы в грязный переулок, вознамерившись сократить дорогу до трактира. «Бродячая собака» располагалась не в лучшем районе города, на близлежащих улицах практически отсутствовали фонари, при малейшем дожде переулки превращались в сточные канавы, забитые грязью и отбросами. Другое дело, что летом в Бристоле дождя было дождаться сложно, и копыта Смерча выбивали глухую меланхоличную дробь в мягкой, как пудра, пыли. В редких окнах обшарпанных домов едва горел свет — беднота экономила свечи. В темных подворотнях происходила тихая возня, кто-то расставался с кошельком, кто-то — с жизнью, но Стив не вмешивался. Ему не было дела до человеческих дрязг.
Стив дошел почти до конца переулка, как вдруг молнией сверкнувшее ощущение опасности заставило его остановиться. Он начал разворачиваться, одновременно хватаясь за топор, но тут раздался характерный низкий «треньк» откуда-то справа, с крыши дома упал кусок черепицы, и в правое плечо Стива воткнулся арбалетный болт, пробив толстую кожу куртки и кольчугу. Стив взревел коротко и злобно, одним прыжком преодолел расстояние до дома и вжался в стену, скрывшись в густой тени. Еще один арбалетный болт пропорол воздух там, где только что был дварф, с крыши снова посыпалась черепица и послышалась невнятная ругань. Стив перехватил топор левой рукой и короткими перебежками начал продвигаться вдоль стены, ища дверь, которую вскорости и обнаружил. На бешеный стук дварфа дом отозвался равнодушным молчанием, даже на крыше притихли, и Стив решил не церемониться. Он несколько раз саданул в дверь ногой, но та держалась на диво крепко. Стив грязно ругнулся и уже замахнулся топором, когда загремел засов и на пороге появились двое, зевая и почесываясь, — маленький лысый толстяк с ночным колпаком в руке и здоровенный сонный громила с выражением неизбывной тупости на лице. Не пускаясь в долгие объяснения, Стив легким движение руки отправил толстяка куда-то вглубь дома и ринулся было к лестнице, но был пойман громилой за ворот куртки и водворен обратно на порог.
— Безобразие, безобразие! — кудахтал из темноты толстяк. — Помогите! Грабят!
— Это дом господина Смиттса, сюда нельзя ходить, — промычал громила, которому дварф доставал в лучшем случае до пояса.
— Я действую по приказу мэра! — заорал Стив, ловко пнул громилу в коленку и снова ринулся к лестнице, но снова был пойман.
— Это дом господина Смиттса, сюда нельзя… — монотонно повторил громила, водружая Стива на прежнее место.
— Помогите! Помогите! — кричал из темноты толстяк.
— В меня стреляли с вашей крыши, — пропыхтел Стив, выдираясь из лапищ громилы. — Я действую по приказу мэра, пропустите меня на крышу, или я тут все разнесу к Мораддиновой заднице!
— Это дом господина Смиттса… — упрямо повторил громила, получил топорищем в пах и сложился пополам. Стив бесцеремонно отпихнул его в сторону и, наконец, прорвался к лестнице.
Фыркая и отдуваясь, дварф преодолел три лестничных пролета по четырнадцать ступенек каждый, четырежды помянул матушку Мораддина, задев плечом стену, взобрался по трухлявой стремянке на чердак и выбрался на крышу. Крики толстяка затихли внизу. Стив замер, оглядываясь и прикидывая, сколько времени заняла возня с не в меру усердным охранником. Крыша была абсолютно пуста, если не считать двух облезлых кошек, явно не способных стрелять по ночам из арбалета. Чертыхаясь, Стив кое-как преодолел расстояние от чердачного окна до печной трубы, после чего долго ее обнимал («Эх, не приспособлены мы, дварфы, для лазанья!») и слушал, как трещит черепица у него под ногами. Предстояло еще ползти обратно, разбираться внизу с громилой, и все это — с арбалетным болтом в плече.
Стив мрачно оглядел крыши соседних домов, мысленно пожелал ночному стрелку свернуть себе шею и полез к чердачному окну. На чердаке его встретил до отвращения бодрый громила, который немедленно сообщил Стиву, что это дом господина Смиттса и что сюда ходить нельзя. Пораженный новизной информации, Стив взревел и разрубил в щепки старое кресло, случайно попавшееся под руку, после чего громила как-то сразу скис. Дварф сплюнул, показал охраннику неприличную фигуру из пальцев и потопал вниз по лестнице, на ходу шуганув толстяка в ночном колпаке. На улице его встретил тихим пофыркиванием Смерч, совсем было заскучавший в одиночестве. До «Бродячей собаки» было десять минут ходу.
Глава 7