Берестяная грамота

Василий Самсонович провёл по оврагу Ивана Фридриховича и Зину, через передний край партизанской обороны, и вывел на дорогу, которая соединяла Любезну и Лободище. Теперь «староста» и «внучка» могли утверждать, что, пока в городе были партизаны, они скрывались в деревнях вокруг Лободищ. Прослышав, что Любезна снова в руках германских войск, они направились сюда.

Ревок знал, где дом Лукерьи Ильиничны. Договорились, что он будет ожидать Ивана Фридриховича и Зину неподалёку, в овраге. Этим оврагом можно уйти из Любезны, миновав часовых.

В Любезне их снова остановил патруль. Проверив документы, солдаты показали на двухэтажное здание школы, где размещалась комендатура и куда им непременно надо было зайти, чтобы представиться коменданту.

Зина заметила, что Иван Фридрихович впервые заколебался. Он остановился, вздохнул и, вынув из бокового кармана своей «тройки» чистый носовой платок, неторопливо, аккуратно протёр пенсне.

Он размышлял, идти ли им вместе в комендатуру, или идти ему одному, а Зинаиду отправить в разведку.

Он сказал об этом Зине, и они решили: Зина пойдёт в разведку. Солдаты вряд ли её остановят — мало ли девчат ходит по посёлку!

Поход в комендатуру завершился вполне благополучно, и Зина, увидев приближающегося Ивана Фридриховича, с неподдельной радостью, как и положено внучке, бросилась ему на шею.

— Остановимся вот в этом доме, — показал Иван Фридрихович на двор Лукерьи Ильиничны. — Герр комендант оказался любезным офицером и даже отрядил со мной в провожатые солдата.

Лукерья Ильинична обняла и расцеловала Зину.

— Рассказывай, как папа, как ты? А это кто с тобой?

Лукерья Ильинична, не спуская глаз с Ивана Фридриховича, присела на скамейку.

Таиться больше было нельзя — хозяйка узнала Готмана.

— Лукерья Ильинична, — начал он, — вы, вижу, знаете меня. Я был старостой в Дедкове. Поэтому-то меня и провожал солдат… Только скажу вам честно, старостой я был не по своей воле, по поручению командования наших партизанских отрядов. А сейчас оно послало меня к вам, за деньгами, которые собраны для Красной Армии. Мы их переправим в Дедково…

— Так… — произнесла тётя Луша и пристально посмотрела Зине в лицо.

«Неужели Зина могла согласиться на провокацию? — испуганно подумала тётя Луша. — Нет, не ожидала я этого от племянницы, не ожидала… Кто же её на родную тётку натравил?»

И вслух твёрдо сказала:

— Нет у меня никаких денег!..

Зина растерянно глянула на Ивана Фридриховича.

— Тётя Луша! Родненькая! Да как вы можете мне не верить? Разве я могу продаться врагам? Взгляните мне в глаза, ну взгляните…

Но тётя Луша опустила голову и заплакала.

В такой переплёт Лукерья Ильинична ещё никогда не попадала: вдруг своими руками отдаст деньги врагам, выдаст с головой себя и погубит всё дело? Нет, такому не бывать!..

В тишине громко тикали ходики да пиликали за стеной сверчки… Но вдруг где-то за огородами стрекотнуло резко и коротко, словно кто-то отдирал от забора доску с гвоздями. А потом ещё и ещё, уже ближе, зачастила стрельба. И в тот же миг под самыми окнами дома, размётывая грязный снег, промчалось несколько мотоциклов.

Зина тревожно глянула на Ивана Фридриховича, на тётю Лушу.

Снова застрекотали автоматы, а потом звонко хлопнул тугой взрыв.

«Ревок! — промелькнула догадка. — Обнаружили его, сволочи!»

И когда с рёвом остановились у дома мотоциклы, затопали на крыльце, требовательно загрохотали кулаками в дверь, сомнений уже не было — что-то стряслось с Василием Самсоновичем…

Иван Фридрихович кивком указал Зине на другую комнату, вход в которую закрывала занавеска, и спокойно сказал Лукерье Ильиничне:

— Откройте. Наверно, какое-то недоразумение.

ГЕРТРУДА СНОВА ЗИНА

В дом ворвались четверо: двое в форме фельджандармерии с серпообразными бляхами на груди, стройный, молодой офицер и человек, одетый в грязный короткий бушлат.

Иван Фридрихович встал и сказал по-русски:

— Милости просим.

Офицер нетерпеливо перевёл взгляд с Ивана Фридриховича на человека в бушлате.

— Он! Он самый, герр офицер. Я же его тыщу раз вот так близко видел…

В щёлочку Зина видела Подсадилу — отъявленного пьянчугу, которого знало всё Дедково. Это был мерзкий человечишка, недаром дали ему такое прозвище.

Он был в числе предателей, которые подали Ивану Фридриховичу заявления о зачислении их в дедковскую полицию. Когда партизаны освободили город, всех этих выродков арестовали. Как же недоглядели за этим оборотнем?

Сейчас всё зависело от того, что знал этот негодяй об Иване Фридриховиче и почему он привёл фашистов в дом Лукерьи Ильиничны?

Офицер щёлкнул пальцами, и жандармы поспешно скрылись за дверью.

— Всем смойтрейт! — ещё раз щёлкнув пальцами, приказал офицер.

Жандармы втащили тело Ревка.

Лукерья Ильинична пошатнулась. Зина всё видела в щёлочку занавески и даже задержала дыхание, чтобы не вскрикнуть, не выдать себя.

— Кто? Кто он?.. Кто знайт бандит? — Офицер в упор смотрел на Ивана Фридриховича.

— Простите, тут какое-то недоразумение, — сказал Иван Фридрихович по-русски, видимо, чтобы понял Подсадила. Потом он перешёл на немецкий язык.