Берестяная грамота

— Ты прав, Никифор: взрослые и подростки — все заодно. Только мы в первую очередь должны думать о тех, кто моложе нас. Даже и в войну.

Всё сделали партизаны, что могли, для ребятни. Самых маленьких отправили самолётами за Урал, в Ташкент и Алма-Ату. Взяли на учёт и школьников. Придёт пора — тоже переправят через фронт. Только когда придёт? Всё плотнее сжимается вражеское кольцо вокруг Дедкова…

Впереди бухнуло раз, другой. И сразу же левый край немецкой обороны озарился вспышками пулемётных и автоматных очередей.

— Ползком вперёд! — негромко скомандовал Журкович.

И по его команде, передаваемой по цепи, партизаны стали бесшумно выдвигаться из леса.

Когда до окопов оставалось совсем немного, поднялись в рост. Полетели в фашистов гранаты, вспороли воздух выстрелы.

Серёга следом за Журковичем кубарем скатился в окоп. Пробежал вперёд ходом сообщения, коротко стрекотнув из своего ППШ. По всей линии немецкой обороны неслось дружное партизанское «ура!».

Журкович, не пригибаясь, хотя был на голову выше других, побежал по траншее. А наперерез ему — фашист с ручным пулемётом.

Не видит Журкович фашиста. Что делать? Закричи — не обернётся: такая кругом пальба.

Эх, была не была! Серёга вывернулся из-за спины Журковича, с разбегу на колено — и на мушку того фашиста. А ствол пулемёта целится поверх Сергея, прямо Журковичу в грудь. Серёгин палец придавил спусковую скобу ППШ.

Тра-та-та-та… Ударил сноп искр из дула, и с дзеньканьем у правого Серёгиного уха рассыпался веер стреляных гильз.

Серёга поднял немецкий пулемёт и перешагнул через убитого фашиста.

Теперь он бежал впереди Журковича. И хорошо ему было слышать в промежутках между выстрелами, как дышит сзади Никифор Евдокимович.

Что ещё было, что видел Серёга? Партизаны подорвали дзот — последний опорный пункт врага. И как-то сразу стало стихать вокруг.

— Аэродром — наш! — крикнул дядя Егор. Он влез на бруствер и стал радостно размахивать над головой автоматом.

И понеслось над поляной:

— По-бе-да!..

Серёга тоже выбрался из окопа и радостно завопил:

— Ур-ра!..

Он кричал так азартно, что не сразу почувствовал, что кто-то ухватил его за плечи и прижал к себе. Поднял голову — Журкович. Но какое-то странное у него лицо: точно одеревенело оно. И только глаза почему-то лучатся.

Журкович провёл рукавом по лицу. И блеск в глазах исчез. Зато вокруг них и на щеках остались грязные полосы.

— Что с вами, Никифор Евдокимович? — удивился Серёга. — Отчего это вы…

Журкович отвернулся.

— Тебе показалось… Просто мне в глаз песок попал…

Эх, Серёга, разве уж трудно самому догадаться? Слезу может и радость вызвать. А Журкович жизни радуется. Помнишь того фашиста с пулемётом? Если б не ты тогда…

НИКОМУ НИ СЛОВА

Все, кто участвовал в ночном бою, получили отпуск. Возликовали партизаны: хотя и воюют у родного порога, бывают дома не часто. Ночи коротают в дозоре или боевом охранении, спят в деревянных блиндажах и окопах. А тут на целых три дня отпустили — отсыпайся, в хозяйстве порядок наводи, семье помогай.

Дядя Егор размечтался:

— Первым делом баньку истоплю. Приходи, Серёга, с берёзовым веничком попаримся!

Серёга все необходимые домашние дела исполнил мигом: дров бабушке наколол, на крышу заплату из досок приладил, чтобы не протекала, картошку в погребе перебрал. Вроде бы сделал всё. И заскучал.

Уже на второй день побежал к штабу: может, чего новенького разузнает, может, окажется кому-то нужным.

И надо же — не обмануло предчувствие. Узнал: сегодня ночью прилетят наши самолёты и сбросят на парашютах груз. Аэродром для посадки временно закрыт, потому что надо все траншеи и воронки от мин заровнять, дать оттаявшей почве хорошенько подсохнуть.

Партизанам, свободным от службы, приказали сосредоточиться в лесу в районе аэродрома. Заметят парашют — отцепить его, сложить аккуратно, а груз доставить на сборный пункт.

С этой новостью Серёга примчался к Зинке в больницу:

— Вечером свободна? Дело есть: будем парашюты с Большой земли принимать. Только никому ни слова — секрет. А Мишке можно. Пусть приходит…

Когда в Дедкове узнали о том, что произошло с Колькой Матрёниным, ребята от волнения рты пооткрывали. Вот посчастливилось Коляну! Надо же: на земле бой идёт, вовсю бьют фашисты из пулемётов и автоматов, а он в это время на самолёте у них над макушками — жжик!

У Серёги никак этот самолёт из головы не выходил. Одной лишь Зинке удалось увидеть аэроплан, когда она провожала отца. Да и то издали. А тут сидит человек в кабине, перед ним приборы: стрелочки, циферблаты, а лётчик — тут же, рядом, за штурвалом…

Про штурвал и приборы это уже Мишка добавил. Он тоже, как и Серёга, никак не мог примириться с тем, что не попался ему в тот день на глаза корреспондент. Обязательно пошёл бы его провожать. И кто знает, может быть, тоже полетел.

Зинка не о самолёте подумала. Она зажмурила глаза и увидела Москву, по которой расхаживает сейчас Колька. Только как же он там совсем-совсем один? Без мамы, без знакомых и друзей…

Да, много тревог доставил своим друзьям Колька Матрёнин! Но прошли дни, и стали ребята по-иному думать о случившемся.