Бери и помни

Андрей гоготал, едва поспевая за братом с обычными ведрами:

— Сщас бы петровские времена, Владимчик… Ты бы точно князем был, каким-нибудь Разумовским или Шереметевым. С таким здоровьем даже господом богом не стыдно быть…

Охмелевший Марчиков поднялся и неровным шагом подступил к Владимиру:

— Дай-ка, богатырь, кадушку — я принесу… Тоже не лаптем щи хлебали…

Федор Кузьмич остепенил гостя:

— Испачкаетесь, Николай Иванович, испачкаетесь. Сами сносят… Долго ли им? Что вы, на самом деле…

Но Марчиков забрал бочку и пошел за калитку — ему захотелось показать себя перед Ириной. Илья нагрузил поклажу сполна, Николай Иванович поднял ее на плечо и понес через двор медленно, демонстрируя силу и здоровье. Снял бочку, высыпал уголь, будто воду из ведра вылил.

— Есть еще, чем похвастать, — выпятил грудь. — А ну-ка, молодушка, плесни мне водицы на руки, — это уже к Ирине, чтобы разговор завести. — Пусть братья работают, а уголь таскать не женское дело…

Ирина улыбнулась, зачерпнула в сенях воды, полила. А Николай Иванович тут же со своими разговорами, пока посторонних нет:

— Знаю, к кому ходишь… Видел тебя прошлый раз… Григорьев — мужик не промах…

— Да и вы, я смотрю.

— Я что? Я так… — Марчиков стряхнул с рук воду и подмигнул. — А вообще-то у женщин глаз лучше…

И схватил Ирину за талию, поднял, понес через двор. От неожиданности Ирина обомлела, растеряла злые слова, яркая краснота разлилась по щекам. Никто не заметил, откуда и подлетел Владимир. Федор Кузьмич не успел с крыльца сбежать, а Марчиков уже лежал на земле и держался за лицо.

До трамвайной остановки провожал Николая Ивановича Андрей.

— Я твоему братку подстрою, — грозил Марчиков, поддерживая пятак у глаза.

Андрей подначивал:

— Вы не знаете, как я бью, Николай Иванович… Не дай бог, пристроюсь, идти не могут… Только «скорая помощь»…

— Ты не зубоскаль, я о тебе наслышался… А, братку твоему не пройдет…

Дома Владимира ругал отец:

— Ты на кого руку поднял, разъязви тебя? Отвечай немедля — на кого?

— Отстань, отец, не до тебя…

— Народил господь детушек… Тебя ремнем нахлестать?

За Владимира вступилась Светка:

— Пусть не лапает этот твой толстомордый. Меня не было, я бы ему все щеки покорябала.

— Я вам сщас покорябаю… Я сщас покорябаю. — Федор Кузьмич пометался по избе, выбежал на улицу, исчез в огороде.

С дивана поднялась Ирина и громко вздохнула. Владимир посмотрел на нее, отвернулся и встал у окна, глубоко втолкнув руки в карманы.

На другой день его вызвал к себе Фефелов.

Дмитрий Степанович был хмур, явно не в духе, крутил в руках карандаш. Положил локти на стол, долго смотрел на Зыкова не мигая.

— Что скажешь? — выдавил.

Владимир, конечно, понимал, что вчерашняя стычка только есть, что глупость, но сдаваться не собирался, не таковская кровь у Зыковых.

— Что говорить, Дмитрий Степанович? — Владимир переминулся с ноги на ногу, отвел глаза. — Нечего мне говорить…

Фефелов выбежал из-за стола.

— Ты чего бормочешь? — остановился против Зыкова, ударил карандашом в стол. — Хулиган ты дипломированный, и больше никто… Ты чего мне бормочешь?

Но Зыкова криком не напугать. Может, с тихого разговора и поник бы, но сейчас гранитом отвердело лицо, огненные питоньи глаза навстречу Фефелову:

— Вы кого защищаете? Сами-то вы кого под крылышко?

Фефелов и подавно не привык к неуступчивости. А потом, сколько раз говорить, чтобы перестал руками махать. Еще когда с Надькой дружил, только и разговоров — не дай бог, кто на нее не так посмотрел, закрывай лицо. Это еще что за бандит! Это какие к нему меры принимать? Инженер, руководитель…

— Ты еще мне огрызаться! Вот ты как… — Фефелов петухом пошел на Владимира, толкнулся в его грудь, будто в стену. — Ты думаешь, я за этим тебя позвал? Сейчас же извинись перед Николаем Ивановичем… Он тебе в отцы годится. Пацан ты этакий…

Владимир отвернулся, поджав губы:

— Ни за какие деньги.

— С участка вышвырну… У меня здесь не рассадник хулиганства…

Владимир сглотил слюну:

— Я за вашим участком в очереди не стоял. Дмитрий Степанович сам попервоначалу не хотел подобного оборота, думал взять быка за рога, гонор зыковский сбить, чтобы извинился перед старшим, но теперь отступать было некуда: еще сопляк, понимаешь, а смотри что… Распусти-ка, да он тебе все головы поотрывает… Вернулся к себе за стол, пошевелил клочками бровей, выдавил жестко:

— Сдай участок помощнику… Я с тебя, субчика, пыл хулиганский сгоню…

Выходя из кабинета, Владимир подумал: «Не разобрался, ничего… Тоже мне, до старости дожил… Из-за Фефелова все… Черт с ним, с его участком… Как-нибудь обойдусь… — И все на душе у него потемнело: — Отец что скажет? Обижу старика… Вот еще влетел, дурак…»

Дома за калиткой на лавке его ждала Ирина. Встала навстречу, глаза вскинет-опустит, пальцы сцепленные, хрустит суставами.

— Что, драчун? — спросила. — Как дела?

— Дела — как сажа бела… — остановился против Ирины, посмотрел сверху вниз — в глазах ни огня, ни силы. — Сняли, наверно, еще судить будут…

Ирина дрогнула уголками губ:

— Ты что говоришь, Володя…

— Что есть…

— Ну как это, сняли? Ни за что ни про что…

— А вот так: иди, говорит, сдай участок помощнику…

— А ты?