Берия. Лучший менеджер XX века

Но вот академик Леонтович к своему 50-летию, наступающему 7 марта 1953 года, получил самый замечательный – как он сам заявлял «своим» – подарок: смерть Сталина… Это как же надо ненавидеть страну, в которой родился, чтобы так относиться к тому, кто – по оценке Черчилля – принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой?

26-го же июня 1953 года вся всесоюзная сволочь получает еще один подарок – арест Берии.

И началось!

Лаврентьева лишают и пропуска в ЛИПАН, и допуска к работам. А у него начинается дипломная практика и надо писать диплом. Лишают его и повышенной стипендии (абсолютно беззаконно, в нарушение постановления правительства) и выворачивают плату за обучение за целый год. Олег оказывается без средств к существованию, а когда пробивается в кабинет нового декана физического факультета Фурсова, то слышит: «Ваш благодетель умер, чего же вы хотите?»

КАК ЖЕ верил молодой физик в Советскую власть, если сразу после этого он пишет письмо Хрущеву. И через несколько дней Олега… вызывает на Старую площадь научный референт Хрущева Панасенков. Сам физик, Панасенков все быстро схватил, да и – как оказалось – Арцимович на высшем уровне подтвердил важность и ценность идей Лаврентьева.

Короче, стипендию вернули, но на пути к защите препон оказалось много, и лишь в мае 1955 года защита состоялась. И еще полгода (!) потребовалось, чтобы талантливый физик Лаврентьев получил диплом и квалификацию физика.

Еще год назад все было ясно: его ждали в ЛИПАНе. Но теперь ему дают от ворот поворот – в том числе тот же Головин.

Академик Арцимович довольно холодно сообщает, что этот вопрос не в его компетенции… В итоге Лаврентьев оказался в Харькове, где и остался на всю жизнь. Но еще до его приезда директору УФТИ Синельникову позвонил кто-то из ЛИПАНа и уведомил, что к нему едет «скандалист и автор путаных идей»…

Московские мытарства сменились харьковскими, но не может у таланта совсем уж не быть успехов. Были собраны первые установки, получены первые результаты. Началась работа многих лет… Однако даже публикация статей в Москве для Лаврентьева оказывается невозможной. Он публикуется в «Украинском физическом журнале» – на украинском языке, и его статьи начинают читать… на Западе. И сразу же делают на них «стойку».

В 1968 году на Новосибирской конференции по физике плазмы иностранные ученые знакомятся с Лаврентьевым уже лично… Лаврентьева цитируют, на него ссылаются… Однако за кордон его Москва не командирует, игнорируя даже прямые приглашения, направляемые в адрес Олега Александровича. Даже те, где выражается готовность оплатить расходы за счет приглашающей стороны. Лишь в 1974 году он впервые выехал за границу – в ГДР на конференцию по низкотемпературной плазме (в 1975 году его «милостиво» отпустили еще и в Лозанну). Но чаще Лаврентьеву в поездках отказывали – не то что его однокурснику и бывшему соседу по общежитию на Стромынке Роальду Сагдееву, сделавшему блестящую карьеру в брежневском СССР и затем «увенчавшему» ее переселением в «оплот свободы» за океан.

В 1968 году, в Новосибирске, Будкер сказал Олегу Александровичу: «Угробили хорошего парня». Вспоминая это, Лаврентьев написал: «Мои смутные догадки после этих слов обрели реальные очертания. Меня просто «гробили», а когда «угробили», выяснилось, что я не пользовался высоким покровительством, никому и ни в чем не причинил вреда…»

А вот тут он ошибся.

КАК И БЕРИЯ на своем уровне государственного деятеля, Лаврентьев на своем уровне физика причинял «вред» очень многим самим фактом своего существования! Он хотел жить в семье физиков, а в наличии были лишь кланы – если иметь в виду тех, кто составлял «Олимп».

Берия был виноват уж тем, что очень многим хотелось просто «кушать», а он заставлял их работать так, как работал сам, на пределе сил. Так ведь и Лаврентьев был виноват – на своем уровне – В ТОМ ЖЕ! Он хотел работать, а не блистать.

Берия любил Родину в себе. Его же идейные антиподы, и прежде всего – Хрущев, любили себя в руководящем кресле.

Лаврентьев любил физику в себе. А все эти Леонтовичи и Ландау с Арцимовичем, да и Сахаров, и Тамм, и Капица, любили себя, свою исключительность, свою «избранность». И поэтому не то что любить – терпеть рядом с собой того, кто избранного из себя не корчил, но был им, они не могли.

Как уж Сахаров в своих воспоминаниях не пожалел черной краски для Берии. Да что там «изверг» Берия, с вниманием и интересом отнесшийся в свое время не только к Лаврентьеву, но и к самому Сахарову! «Совесть демократии» – Сахаров даже скромного Василия Алексеевича Махнева, ни одного дня не служившего в «органах», производит в начальника «лагеря на Колыме» – в своей статье о Леонтовиче, опубликованной в сборнике 2003 года «Академик М.А. Леонтович. Ученый. Учитель. Гражданин»…

Это – на людях…