Берко кантонист

— Согласен, детки! Только не холодна ль вода?

— А я живо разденусь, попытаю.

— Хорошо. Попробуй!

Штык живо скинул с себя верхнее и исподнее платье, сложил по форме и бултых — кувырнулся с яра в воду.

— Ух! И хороша вода, ваше благородие, — закричал он, вынырнув и отфыркиваясь, — ровно парное молоко! Велите ребятам раздеваться.

— Раздевайся! — скомандовал офицер.

Кантонисты рассыпались вдоль берега; не прошло и четверти минуты, как гладкие воды реки взволновались. Мальчишки бултыхались в реку.

— Ты что же стоишь, не скидываешься? — спросил Берка офицер. — Кто ты таков? Я что-то тебя не признаю.

— Мы — слабые, ваше благородие. Мы только сегодня пришли с этапом.

— Ну, так вот и обмой дорожную грязь.

— Ваше благородие, это мне не можно. Я никогда еще в жизни не купался в реке.

— Чудно! Кто у тебя дядька?

— Петька Штык, ваше благородие.

— Эй, Штык, что же ты племяша одного покинул?

Штык выскочил из воды. Тело его было красно от холодка.

— Что же ты, Берко, меня срамишь? Скидывайся.

— Мне это не можно, дядюшка!

— Скидывайся, а то в чем есть в воду скинем!

— Киньте его, всамделе, — сказал, нахмурясь, офицер.

Берко поспешно начал раздеваться.

— Эх, и худой же ты! Ну, лезь в воду! Чего встал? Не крестить тебя хотят!

Берко испуганно остановился на заплесе, не решаясь войти в воду.

— Ребята, кидай его в самый омут! Берегись!

Со смехом несколько кантонистов набросились на Берка, подхватили и швырнули в самую глубь речонки.

Берко закричал, захлебнулся, вынырнул, хотел крикнуть еще и опять погрузился, пуская пузыри. Чья-то сильная рука выдернула его на мелкое место. Берко встал, упал, вскочил опять и, разбрызгивая воду, под крик и свист кантонистов, выбежал на берег. Он дрожал, и не попадал зуб на зуб, в ушах урчала вода; его тошнило.

— Эге! Да ты совсем посинел! Стой, не падай! — Офицер подхватил Берка за руку и закричал: — Ну, беги, а то сердце зайдется!

Он закрутил Берка, держа его одной рукой, вокруг себя, а Берко поневоле побежал вприскочку. А в другой руке офицер держал сломанную хворостину и ею стегал Берка по голому.

— Ну-ка, ну-ка, грейся! Попробуем-ка новую лозу! Аи, славная выросла лоза в этом году!

— Я уже согрелся, ваше благородие. Мне горячо! — кричал Берко, вырывая руку, но офицер его держал за руку у запястья, словно клещами, и не отпустил, пока у Берка на щеках не заиграл румянец.

Берко кинулся к своей одежде и начал одеваться. Рядом с ним, стуча зубами, одевался его дядька Штык.

— Ну и вода: прямо лед. Так и ошпарила. Что, Берко, попробовал каши? Ну, я скажу, тебе повезло: у него рука легкая. Уж так замечено: кого впервой Антон Антоныч отстегает, того под крышку не застукают.

— Про какую крышку ты говоришь?

— Про гробовую — ясно. А ты думал про что? Погоди еще!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1. Выигранный приз

После купанья кантонисты принялись резать розги. По старинной памяти розги именовались в школе «березовой кашей»; на самом деле применялись молодые побеги талов. Луга назывались «поповы», и все, что на них произрастало, принадлежало городскому собору. Покосы на поповых лугах сдавались с торгов, а талы в рубку делянками всем желающим. Двух-трехлетний таловый хворост шел уже в дело: им по дубовым кольям заплетали плетни вокруг садов. На вырубленных местах в первое же лето вырастали побеги до двух аршин длиной. Вот такую делянку у соборного протопопа и снимало местное военное управление, снимало не дешево, потому что в городе был промысел: плели из этой прекрасной лозы узорчатые корзины, стулья и разные безделки. Находились, из новых в городе людей, чудаки, которые за карточным столом пытались подразнить отца протопопа:

— Как же это так, отец протопоп, выходит, что вы на приношение бескровной жертвы получаете средства от продажи палок, а потом этими палками в кровь и насмерть забивают солдат и взрослых мужиков и кантонистов-ребятишек? Христианское ли это дело?

— А как же! И господа нашего Иисуса перед пропятием также наказали на теле тростью. Да, и его святое тело порото лозою. Такова воля отца небесного. Так надо! Так надо! Ставлю вам ремиз.

И твердою рукою отец протопоп писал на зеленом сукне мелом штраф на своего противника.

— Лоза прекрасно растет на наших лугах, — прибавлял отец протопоп. — Я не раз был удостоен благодарности от военного начальства: прекрасные розги! Редкий случай, чтобы спелая лоза с наших лугов при испытании сломалась! А уж если на погребу держать — и не говорите! Лучше лозы не сыскать.

Испытываются розги так. Петька Штык подал офицеру на пробу несколько срезанных им прутьев мерою точно в один с четвертью аршин. Антон Антоныч смерил прутья пядью, потом согнул в кольцо: ни один прут не сломался.

— Поспела лоза! Можно резать, Антон Антоныч?

— Валяйте!

По команде рота кинулась с ножами в атаку на густую и частую поросль лозняка.

— На спор! Кто больше? Ну-ка, ребята! Первому, кто представит тысячу, жалую гривну денег! — крикнул Антон Антонович.