Берко кантонист

В складе было много платья, белья, амуниции, разложенных по полкам. Каптенармус, как на диване, сидел, промяв ямку на кучке сложенных на полу шинелей, и курил трубку с длинным, шитым бисером чубуком. Цейхшрейбер[24] за шатким столиком что-то бойко строчил, скрипя пером; у него были слегка вытаращены белые глаза, словно сам он был в изумлении от того, что выходило из-под его пера.

Тут же Берка увидал еще нескольких из своих недавних товарищей по этапу. Расстался с ними Берко только нынче утром, а прошел с ними вместе много сотен верст, но за день как будто успел забыть и смотрел на них совсем безучастно. И те посмотрели на Берка с равнодушным любопытством, как на человека совсем чужого и незнакомого, а может быть, тут были и незнакомые, которых пригнали раньше. Около «слабых» возились дядьки и мастера-солдаты из полковой швальни. Швецы не выпускали из рук больших ножниц, пощелкивали ими, прикраивая и сметывая «на живую» распоротое где нужно платье на живом солдатике, вместо болвана.

Петька Штык выбрал по размеру своему племяннику сапоги, портянку, две пары холщовых подштанников и две такие же рубахи, потом два комплекта верхнего обмундирования: брюки на подтяжках, куртка, шапка и серая шинель в каждом комплекте. Один комплект — новый, первого срока, другой — поношенный.

Дядька приказал Берку снять все свое и надеть казенное. Увидав на теле Берка пояс с деньгами, Штык велел племяшу подсчитать деньги и надел пояс на себя:

— А то у тебя отнимут или украдут.

Белье дядька подобрал своему племяшу хотя и мешковатое, но подходящее. Хороши оказались и сапоги, и брюки, но куртки, сколько их ни перепробовал Берко, были непомерно широки в плечах, а шинели все до пят. Труднее всего оказалось с шапкой: ни одна не хотела сидеть на бугроватой голове Берка так, как ей подобало по форме: если шапка была мала — слезла на затылок, если велика — сползала на глаза.

Наконец Штык умаялся и, нарядив Берка в шинель, нахлобучив ему шапку, позвал портного.

Тот подошел, пощелкал ножницами, обошел Берка кругом и, присев на корточки, отхватил снизу у шинели на две ладони полосу сукна. Штык скинул с племяша шинель. Портной посмотрел, как сидит куртка, ловко распорол рукав и, прикроив, сметал белой ниткой.

— В швальню!

Штык сдернул куртку с Берка и отнес в швальню батальона.

Дошел черед до шапки; она сидела на голове Берка боком. Портной, пощелкивая ножницами, причмокнул. Каптенармус, дотоле молча куривший, вынул изо рта чубук и посоветовал:

— Ухи мешают. Обрежь ему лопухи-то.

Портной задумчиво взял Берка за ухо и, проведя сведенными ножницами по краю уха, спросил:

— Вот так прикажете?

Берко вздрогнул от прикосновения холодной стали и попробовал вырваться, но портной его потянул больно за ухо:

— Стой, дурень! Штык, дай самую большую шапку.

Нахлобучив большую шапку на голову Берка, швец пощупал сквозь нее шишки на черепе мальчика, потом ловко распорол, рванув по шву прикроил, сметал и спросил:

— Ладно будет, господин каптенармус?

— Да уж ладно!

— Идите пишитесь! — подтолкнул швец сомлевшего совсем Берка к столу, за которым сидел цейхшрейбер.

Штык подобрал в охапку заготовленную на Берка одежду и пригреб ее к тому же столу.

Посыпав песком бумагу и щелкнув по ней пальцем, цейхшрейбер подмигнул Берку и спросил:

— А ухи, что же, не будем резать?

И опять подмигнул куда-то вверх и в сторону. Берко понял, что цейхшрейбер мигает на свои собственные уши: они торчали у него, как и у Берка, из-под шапки крылышками.

— Ну, хаверим[25], запишем, — сказал цейхшрейбер, — как тебя зовут.

У Берка билось сердце, и он, задыхаясь, едва мог ответить.

Цейхшрейбер написал на ярлычках, пришитых на исподи каждой вещи: «Берко Клингер. Четвертая рота. 3-й взвод. 2-е отделение».

Тем временем Штык сбегал в швальню и принес уже в готовом виде прикроенную для Берка обмундировку. Всю новую одежду служитель цейхгауза забрал и уложил на полку. У Берка осталось, кроме пары белья на руках, поношенный комплект — брюки с курткой и затасканная латаная шинель.

— Одевайся скорей! — заторопил племянника Штык. — Гляди — уже темно. Сейчас барабанщики выйдут на двор зорю бить. — Старую одежду племяша Штык аккуратно свернул. — Ужо на толкучку снесем.

Путаясь неловко в новых брюках, ломая пальцы о тугие петли, Берко с помощью дядьки застегнул все пуговицы и, словно связанный, пошел вслед за Штыком в казарму.

К середине двора вышли со всех рот барабанщики и тихонько пробовали палками, хорошо ли натянута на барабане шкура. К барабанщикам присоединились четыре горниста с блестящими медными трубами. Взглянув на них, Берко, вспомнил слова:

«Вострубите трубою в седьмой месяц в десятый день месяца, вострубите трубою по всей земле вашей и объявите свободу на земле всем жителям ее. Да будет это у нас торжество!»

В коридорах казармы роты строились к зоре. Берко встал рядом со своим дядькой. Впереди роты, лицом к свету, стоял фельдфебель. Алые отсветы зари окрасили своды казармы усталым светом.

— Зорю бьют! — тихо и сдержанно доложил унтер-офицер фельдфебелю.

— Смирно!