Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле

Де Голль не растерялся. Вне зависимости от того, верил ли он сам в то, что говорил, француз сказал: «Важно показать, что мы не намерены позволить измениться существующему положению. Любое отступление, любое изменение статуса, любой вывод войск, любые препятствия в транспортной и коммуникационной системах будут означать поражение. Это приведет к почти полной потере Германии и к серьезным потерям во Франции, Италии и в других местах». Кроме того, добавил де Голль, «если Хрущев хочет войну, мы должны ясно дать понять ему, что она у него будет». Французский лидер был уверен, что если Кеннеди откажется уступать советскому нажиму, то Хрущев не решится пойти на вооруженную конфронтацию.

Гораздо больше де Голля волновало, что Советский Союз и Восточная Германия постепенно подтачивают позицию Запада в Берлине, чтобы «мы проиграли, не понимая, что проигрываем, но чтобы это стало понятно всему миру. В частности, население Берлина не состоит исключительно из героев. Столкнувшись с чем-то, что они расценят как нашу слабость, они могут начать уезжать из Берлина, Берлин превратится в пустую оболочку, которую поднимет Восток».

Кеннеди решил, что де Голль может столь смело рассуждать о Берлине, поскольку Франция не собирается брать на себя ответственность за безопасность Америки в Германии. Де Голль так неопределенно рассуждал о возможных подходах решения проблемы, что Кеннеди попытался заставить его высказаться более конкретно. Кеннеди сказал, что он прагматик и хочет, чтобы де Голль сказал четко и определенно, вступит ли он в войну за Берлин.

Де Голль ответил, что ни один из рассматриваемых в данный момент вопросов не заставит его вступить в войну. «Если Советы в одностороннем порядке подпишут мирный договор с Германией и предоставят восточным немцам большую свободу в Восточном Берлине, к примеру дадут право ставить печать в проездных документах при пересечении границы, это не будет являться причиной для ответного военного удара с нашей стороны».

Кеннеди не успокоился и продолжил допрашивать великого француза: «Но тогда каким образом и в какой момент мы должны оказать давление?» У Советов и восточных немцев масса способов обострить берлинскую ситуацию, возможно, даже уничтожить Западный Берлин, но они могут сделать это так, чтобы не вызвать ответной реакции Запада. И что нам делать в этом случае? Каким должен быть наш ответ?

По мнению де Голля, Запад должен только в том случае нанести военный удар, если Советы или восточные немцы прибегнут к военной силе. «Если Хрущев или его лакеи применят силу, чтобы разорвать нашу связь с Берлином, то нам придется применить силу», – сказал де Голль.

Кеннеди согласился, но не поверил словам де Голля, что любое ослабление позиции Запада по Берлину приведет к катастрофе. Он считал, что, конечно, это станет ударом «не смертельным, но чувствительным» для Западной Германии и всей Европы.

Кеннеди хотел, чтобы де Голль посоветовал, как ему убедить Хрущева в решимости Запада, учитывая, что после провала операции в заливе Свиней советский лидер подверг сомнению решимость Соединенных Штатов. Ему хотелось знать, что французский лидер думает о Соединенных Штатах и планах союзников на случай непредвиденных обстоятельств.

Де Голль, учитывая превосходство Советов в Берлине в обычном вооружении, сказал Кеннеди, что он может сдержать Советы, только выказав готовность использовать ядерное оружие, то есть именно то, чего президент хотел избежать.

«Мы должны ясно дать понять, что любая борьба за Берлин означает всеобщую войну», – сказал де Голль.