Берлин, Александрплац

«Но если после того, как человек многое пережил и познал, он все же еще хочет чего-то придерживаться, не опускаться, не умирать, а тянуться, стремиться, чувствовать, не уклоняться, а противопоставить свой дух и выдержать до конца, вот это – подвиг. Ты ведь не знаешь, Саруг, как ты стал тем, что ты есть, чем ты был и как могло случиться, что ты идешь со мною и охраняешь другие существа». – «Это верно, Терах, я этого не знаю, память у меня словно отшибло». – «Ничего, она постепенно вернется. Никогда не бываешь сильным сам по себе, от себя одного, а должна быть какая-то опора. Сила хочет быть приобретенной, ты же не знаешь, как ты ее приобрел, и вот ты стоишь, и многое, что является пагубным для других, не представляет для тебя никакой опасности». – «Но ведь он нас вовсе не хочет, этот Биберкопф, ты и сам говоришь, что он желает от нас избавиться». – «Ему хочется умереть, Саруг, никто еще не делал очень большого шага, такого страшного шага, без того, чтоб не хотеть умереть. И ты прав, тут-то большинство и срывается». – «Значит, на этого человека ты надеешься?» – «Да, потому что он силен духом и неиспорчен, и потому что он уже дважды выдержал испытание. Поэтому останемся у него, Саруг, я тебя очень об этом прошу». – «Хорошо».

Перед Францем сидит молодой доктор, фигура – вроде бомбы: «Здравствуйте, господин Клеменс. Вам необходимо куда-нибудь уехать, после смерти близкого человека это часто бывает. Вы должны создать себе совершенно иную обстановку, Берлин будет вас только угнетать, вам нужен другой климат. Вам следует немного развлечься. А вы – его свояченица? У него есть кто-нибудь, кто мог бы сопровождать его?» – «Я и один могу поехать, если это необходимо». – «Необходимо; я говорю вам, господин Клеменс: единственное, что вам требуется, – это покой, отдых, немного развлечься. Я говорю „немного“, то есть не надо пересаливать. Обычно такое настроение переходит в резко противоположное. Поэтому – все в меру. Сейчас везде еще самый разгар сезона. Куда бы вам, например, хотелось поехать?» Ева: «А укрепляющие средства, разве ему не надо их принимать, например лецитин[701], и потом, чтоб лучше спать?» – «Хорошо, я пропишу ему, что бы такое, ну, адалин»[702]. – «Адалин я ему уже давала. Не надо мне этой отравы». – «Тогда мы возьмем фанодорм[703], каждый вечер по таблетке с мятным чаем; мятный чай – очень полезная вещь, и это средство будет лучше усваиваться. Ну а затем можете сходить с ним в Зоологический сад». – «Не люблю я зверей». – «Тогда в Ботанический, немножко рассеяться, но только не слишком». – «Пропишите ему, пожалуйста, еще какое-нибудь средство от нервов, для укрепления». – «Не дать ли ему немного опия, для поднятия настроения?» – «Господин доктор, я и так пью». – «Позвольте, опий – это нечто совершенно другое, а впрочем, я пропишу вам лецитин, совсем новый препарат, способ употребления указан на упаковке. И наконец ванны, успокаивающие ванны, ведь у вас в квартире имеется ванна, сударыня?» – «Разумеется, все есть». – «Вот видите, это – преимущество квартир в новых домах. Вы говорите „разумеется“. А вот у меня все было вовсе не так просто. Все пришлось устраивать самому, и это стоило мне немалых денег, но зато у меня ванная комната – прямо загляденье, вы пришли бы в восторг, если б увидели, такой прелести у вас тут нет. Итак, лецитин и ванны, через день, по утрам, а затем пригласите еще массажиста, пусть он ему как следует растирает все мускулы, чтоб ускорить кровообращение». – «Да, это будет хорошо», – соглашается Ева. «Как следует мять и растирать, вот увидите, господин Клеменс, вам сразу станет легче. Увидите, как вы скоро поправитесь. А затем – поезжайте куда-нибудь». – «Это с ним не так просто, господин доктор». – «Ничего, все будет хорошо. Ну так как же, господин Клеменс?» – «Что такое?» – «Не падать духом, регулярно принимать микстурку и средство от бессонницы, а затем – массаж». – «Постараюсь, господин доктор; до свиданья, благодарю вас».

«Ну, теперь твоя душа спокойна, Ева?» – «Да. Я схожу принесу тебе лекарство и соль для ванн». – «Хорошо, сходи». – «Смотри, без меня не уходить». – «Хорошо. Хорошо, Ева».

Тогда Ева надевает пальто и спускается вниз. А четверть часа спустя уходит и Франц.

Завязывается бой. Мы летим к черту в пекло, летим с музыкой

Поле брани манит, манит!

Мы летим к черту в пекло, летим с музыкой, к этому миру мы не питаем никаких нежных чувств, пропади он пропадом вместе со всем, что есть в нем, под ним и над ним. Со всеми живущими на земле людьми, мужчинами и женщинами, со всей этой проклятой мелюзгой. Ведь ни на кого же нельзя положиться. Если б я был птичкой[704], я бы взял кусочек навоза, отбросил бы его от себя обеими лапками и улетел бы. А если б я был лошадью, собакой или кошкой, тоже не сумел бы сделать ничего лучшего, как гадить на землю, и затем как можно скорее прочь, прочь отсюда.