Берлин — Париж: игра на вылет

Кроме статс-дам, фрейлин и прочих обладательниц сияющих коллекций брильянтов, рубинов и аметистов — благоверных и дочерей сановников и генералитета, — завершения «мужской обязательной программы» терпеливо ожидала Императрица Августа Виктория с любимой дочерью Викторией Луизой. Рядом с ними устроилась сестра русской царицы, жена принца Генриха Ирена. А ближе к фонтану — невеста престолонаследника красавица Цецилия и ее вдовая мать, Анастасия Михайловна. Сын ее, Великий герцог Мекленбург-Шверинский Фридрих Франц IV, являлся племянником небезызвестной тетки Михени, Великой княгини Марии Павловны. При этом сама Анастасия Михайловна приходилась старшей сестрой адмиралу Романову. И потому возле нее, грациозно поигрывая веером, расположилась Великая княгиня Ксения Александровна, жена Александра Михайловича и младшая сестрица российского императора…

Гогенцоллерны, Романовы, Гольштейн-Готторпы. Сегодня им предстояло скромное семейное торжество. Германо-российское? Или чисто немецкое? Ну, что тут скажешь…

Конечно, если смотреть по букве генетики, нравится это кому-то или нет, но на троне Российской империи полтора столетия сидели практически чистокровные немцы. Как к этому относиться? Можно по-разному. Ведь русских на германских престолах отродясь не бывало. Но главное — озадачиться сперва вопросом: разве под их дланью русская Держава не шла от победы к победе, а иногда случавшиеся поражения никогда не приводили ее к катастрофе, лишь подчеркивая, как исключения правило, общий положительный тренд?

Да, подлинным несчастьем для страны и народа стало царствование Николая II в нашей с Вами, уважаемый читатель, истории. Но не злонамеренность лежала в корне всех его роковых просчетов и ошибок! На долю последнего российского императора выпало воистину страшное, переломное время: период неотвратимо назревших коренных реформ внутри страны и эпоха передела мира вовне ее, с неизбежным вовлечением России, как великой Державы. Справиться с бременем нарастающих словно снежный ком проблем, посильным лишь личностям титанического масштаба, он оказался не способен.

Не зря говорят: со стороны виднее. Германский канцлер Бюлов однажды высказался о Николае в том ключе, что он мог стать выдающимся Государем при конституционной монархии, но для самодержавного правления не подходил категорически. Всевышний не наделил его ни пылкой одержимостью, ни железобетонной уверенностью в собственной правоте, как, например, Ивана Грозного или Петра Великого. Не одарил он его и талантом окружать себя верными и сильными соратниками, присущим как этим двум выдающимся правителям России, так и в еще большей степени Екатерине Великой, первой немке на российском престоле.

Будучи по характеру человеком не резким в порывах и решениях, совестливым и глубоко набожным, а потому склонным в критических обстоятельствах больше полагаться на волю божественного Провидения, чем на свою собственную, Николай Александрович оказался фатально слаб для вставших перед ним и страной вызовов. Как, к сожалению, и для своевременного решения передать Державу и Скипетр в более сильные руки. Только оставались ли тогда такие среди Романовых при введенном Павлом I салическом законе о престолонаследии? Вот в чем вопрос. И знать бы еще, сколько сил у Государя отнимала роковая болезнь единственного сына и ворох связанных с этой бедой проблем…

Так что, если судьбой Вам будет суждено править Россией, я не стану Вам желать не рождаться немцем. Я пожелаю Вам не появиться на свет в день Иова Многострадального.

Глава 5 Долгий вечер в Потсдаме

Потсдам. 26–27 июля 1905-го года

Представление новоприбывших Императрице и дамам не затянулось, и при рассадке за столы, благодаря тактичному диктату кайзеровского церемонимейстера, как-то «само собой» получилось, что оба Балка оказались под плотной, дружеской опекой молодых генштабистов. Той самой, уже знакомой нам троицы: Зекта, Гофмана и Бауера. Пытаться что-либо изменить в данном раскладе, было бы и глупо, и просто невежливо, поэтому Василий с готовностью принял их общество и «крапленые карты», которыми немцы, судя по всему, намеревались предстоящую «партию» играть.

С учетом присоединившегося к ним вскорости Людендорфа, локальное численное преимущество тевтонов выглядело внушительно, если не сказать — подавляюще. Как и у серебряных вазонов с утопленными в кубики льда бутылками, построившихся «свиньей» на спрятанных в теньке галерей тележках. Кроме того, у «шлиффеновцев» имелся резерв — запасные игроки, сидевшие чуть поодаль от Василия, но активно выражавшие к русским кавалерам «Голубого Макса», и к нему в особенности, чувства неподдельной симпатии.

А дальше… понеслось-поехало. Тосты, тосты, тосты…