Вот она — истинная цена практического, а не теоретического опыта! Он взялся за анализ обстановки на местности, окружавшей тайник. Расспросил меня в деталях, действительно ли я видел у сосен следы вырытых ранее окопов? Может это просто естественные провалы почвы в лесу, а не окопы? Я воспротивился, нет, это не природные ямки, а именно бывшие окопы, так как их следы были видны вдоль всей опушки леса, где я предварительно прошелся, собирая для маскировки грибы. Тогда он спросил, куда же солдаты могли сбрасывать землю при рытье окопов, вглубь леса или на полянку, где мы искали тайник? Куда им было удобнее бросать землю? Конечно же, на полянку! Так как позади окопчиков была густая поросль леса, она бы затрудняла эту работу, бросать удобнее из-за обеих сосен на полянку. А ведь эта земля могла увеличить глубину закладки тайника, если, конечно, тайник был заложен раньше, а не после этих учений в лесу. Следовательно, искать надо было вновь на этом же месте, но не на глубине 40–50 см, а, допустим, 80 см.
Перепроверка этой версии уже другими сотрудниками подтвердила, что после солдатских учений закладка оказалась на глубине 75 см. А это значит, что данные агента были достоверны, источнику информации можно было полностью доверять, а не делать из него «дезинформатора».
Это, естественно, вдохновляло оперработника на дальнейшую работу с агентом, заставляло больше думать о мерах его защиты и поощрения, о тщательной отработке перспективы дальнейшего сотрудничества.
Следующим этапом моего обучения, а точнее вхождения в работу третьего отдела по новой для меня области служебной деятельности была работа под непосредственным руководством тогдашнего начальника третьего отдела полковника Устинова.
Я бы это, с позиции сегодняшнего дня, назвал вполне обосновано, академическими курсами, а не рядовой практикой оперативной работы.
Опыт и знания, полученные мной под его непосредственным руководством, известны в чекистской практике под названием «оперативные игры с использованием перевербованных агентов-радистов». Это, пожалуй, одна из вершин контрразведывательных устремлений, взобравшись на которую, хорошо видно, что хочет знать разведка противника, видны ее силы и технические средства. На практике на агентов-радистов возлагается передача срочной наиболее важной информации в разведцентр. Это, как правило, агентура на перспективу, а не на потребности одного дня, их разведка хорошо обучает, экипирует, проверяет и готовит для работы «в особых условиях», то есть в военное время. В ряде случаев их готовят для участия в работе резидентур. По личным качествам такой агент должен соответствовать физически определенным требованиям, чтобы сохранить свое место в жизни, особенно в обстановке военного времени. Я уже не говорю об адском объеме работы для подготовки дезинформации, необходимой для передачи разведке противника, необходимости постоянной перепроверки такого агента, изучения новой радиотехники, условий работы на ней и многого другого. Кроме участия в решении новых задач эта работа потребовала от меня знакомства с основами радиодела в разведке и значительного пополнения словарного запаса немецкого языка в данной специфической области знаний. Не случайно мой начальник отделения Мухачев, когда узнал, что меня опять «увели на сторону» из рамок работы отделения, в этот раз сказал: «Ничего, работай, учись. Тебе это только на пользу. А потом полученный опыт и знания будешь сам передавать уже нам в отделении».
Обычно Мухачев очень ревниво относился к таким отвлечениям меня из рамок отделения на сторону, даже бросал мне иногда реплики: «Ты сам напрашиваешься на такие отвлечения!» Ну что мог я поделать, если все это происходило помимо моей воли и желания. Хотя при этом был и мой вклад в успешное решение ряда серьезных задач, стоящих перед отделом в целом.
Опять, только затронул болезненную для себя тему, всплыла в памяти ситуация первого года работы в отделе. На этот раз в кабинет к Мухачеву пришел начальник «антисоветского» отделения П. П. Симулин. Мухачев пригласил меня. Вижу в руках у Симулина пачку документов.
На верхнем листе синим карандашом жирно наложена резолюция (так писал на документах только начальник Управления генерал Г. К. Цинев) и указана моя фамилия. Мой начальник отделения расписался под этой резолюцией и сказал: «Закрывай сейф. Срочно в распоряжение Симулина! — И добавил в сердцах: — Дали мне работника, я его в отделении редко вижу!»
И все срочно. Быстро сели в машину, где нас уже поджидал, тоже новичок в отделе, как и я, капитан Береговой. Я было начал выпускать «пар»:
— Что же вам еще надо? У вас в отделении есть теперь хороший переводчик (его предшественник явно «не соответствовал» и был заменен), это неплохой специалист, зачем выдернули меня? Вы же слышали, что говорит мой начальник отделения! И я не переводчик! У меня свои оперативные задачи!
Симулин дал мне «разрядиться», а затем сказал, что резолюцию я видел, так что это не только его личная воля.
При этом он сунул мне в руки документ: