Берлинский синдром

В первый раз, когда Клэр ушла от Энди, солнце низко склонялось в свой осенний час. Длинные тени окутывали здания, а уличные фонари, мерцая, включались один за другим.

— Вы любите клубнику?

Она оглянулась и увидела мужчину, который, как и она, ждал смены светофора. Высокий, с вьющимися волосами, в руке он держал бумажный пакет.

— Да. — Одним словом она согласилась со всем, чему было суждено произойти дальше.

Светофор сменился сигналом, разрешающим переход, и пешеходы хлынули вперед, обтекая их.

Она взяла из пакета одну ягоду.

— Не хотите присесть?

— Посидеть? — спросила она, оглядываясь по сторонам. Скамеек поблизости не было.

— Да. — Он увлеченно кивнул и повел ее к розовой трубе, тянувшейся над тропинкой.

Эти трубы, обвивавшие город, очаровывали Клэр: их откровенный индустриальный вид смягчался самым женственным цветом. Может, они были художественной инсталляцией, направляющей туристов к Музейному острову[1]? Без начала и конца, эти трубы, огибая углы, змеились по старому Восточному Берлину: высоко над дорогами, под приподнятыми пешеходными тротуарами. В диаметре они были размером с обеденную тарелку, а может, и меньше. Их отдельные участки различной длины скреплялись болтами, иногда в странном, запутанном порядке, будто боги рассыпали по городу пластиковый серпантин.

— Почему они розовые?

— Розовые? Ягоды вроде красные или нет? Может, гнилая попалась? — У него на лице отразилось замешательство.

— Я о трубах. Почему они розовые? — Она легонько ударила ладонью по трубе, на которой они сидели.

— А, вы о них. Точно не знаю. Наверное, потому что розовый цвет ничего не означает.

— Розовый цвет означает многое — маленьких девочек, рак груди, гордость. — Розовый цвет, пожалуй, переполнен смыслом больше, чем любой другой цвет. Кроме черного. Или красного. Мысленно прокручивая весь цветовой спектр, она пришла к выводу, что, похоже, большинство цветов перегружены смыслом.

— Верно, — ответил он. — Но для улиц розовый цвет ничего не означает. Как правило, розовый цвет не встречается при дорожных работах, в зданиях, в ландшафте. Он яркий, поэтому заметный и заставляет даже людей в касках чувствовать радость.

— В касках?

— Нет же! Я имел в виду тех, кто обычно сдерживает чувства. — Он громко рассмеялся. — Наверное, я говорю непонятно из-за моего акцента? Человек в каске — человек, сдерживающий чувства. Видите ли, во-первых, если трубы покрасить в красный, то они будут вызывать тревогу. Во-вторых, они выглядели бы по-советски, что тоже нехорошо. Если их сделать зелеными, то они потеряются среди зеленой листвы. Желтые — слишком яркие на солнце, а синие? Те, что высоко, не будут видны на фоне неба! — с ликованием объявил он. — Именно поэтому строительные трубы розовые.

— Строительные трубы?

— Да. В наши дни в Берлине они только за этим и нужны. Люди все строят, и строят, и строят. А Берлин, он же построен на песке. Всякий раз, когда выкапывают котлован под фундамент, вода поднимается. Вот с помощью этих труб и отводят воду.

Удивительно — город, построенный на воде. Она приехала из страны, где города строились на свалках, а вода давно выщелочилась, чему способствовала непоколебимая вера в настоящее и неумолимое солнце. Ограничения на воду заставили отключить все мельбурнские фонтаны. Принудительное прекращение подобной глупой траты воды стало наказанием для людей, так долго наплевательски относившихся к ней, что, когда они одумались, вода стала скорее привилегией, чем правом. Вот было бы здорово протянуть эти розовые трубы до ее измученного жаждой родного города. Но проще перевернуть мир с ног на голову.

— Многие считают, что эти трубы связаны с искусством. — Он покачал головой в притворном ужасе. — Так откуда же вы приехали, если у вас нет водоотводных труб?

— Из Мельбурна.

— Понятно… значит, вы далеко от дома.

Они замолчали, каждый ожидал, что другой что-нибудь скажет, и первой нарушила молчание она. Изголодавшись по компании после нескольких месяцев путешествия в одиночестве, она не хотела упускать шанс поговорить.

— Так вы из Берлина?

— Да. Настоящий местный житель. Хотя должен признаться, что в этой части города бываю не так уж часто, поэтому не спрашивайте меня, как пройти.

Голос этого мужчины стоил того, чтобы молча послушать его, к тому же он выбирал такие необычные обороты речи. Они сбивали ее с толку и заставляли прикладывать усилия, осмысливая каждое слово, — живо воспринимать то, что он говорил, а не просто обдумывать свою следующую фразу. Он спросил, как там в Австралии, и в ответ она рассказала ему сначала кое-что из того, что обычно говорят туристам, а потом уже поделилась своим настоящим мнением. Они разговаривали о местах, где побывали, и о тех, куда хотели бы поехать, и она не переставала удивляться, как его мозг может работать на двух языках одновременно, в то время как ее мозг с трудом справлялся с одним.

— У вас очень хороший английский. — Она взяла из пакета еще одну клубнику и внимательно посмотрела на него. — Часто болтаете с иностранцами?