Бермуды

Больше ничего он сказать не успел, потому что получил точный удар ногой в скулу. Сегодня у Нелки получалось всё грациозно и изящно. Если бы в этот вечер оценки выставляли монахи монастыря Шаолинь, Нелка получила бы твердую пятерку. Выписала она и второму. Через пару минут на арене показался третий, по-видимому, старший. Увидав членов своего прайда, валявшихся в разных позах, и оценив ситуацию, выставил руки вперед, чуть согнувшись, жалобно запричитал.

– Не надо болше бит. Мы можем договориться, – и тут же получил пощечину от Толика, сигарета выскочила у него изо рта и покатилась по тротуару.

– Когда разговариваешь с девушкой – сигарету нужно вынимать, понял?

– Извины, я заплачу, – оправдывался старшой, с готовностью хлопая себя по карманам.

– Вы меня сильно разозлили, быстро сюда три сотни, и чтоб духу вашего здесь больше не было. Понял? Ты меня понял? – улыбнулась Нелка, подходя ближе.

– Понял, понял, – испуганно отсчитывал зеленку бригадир.

– Кстати, скажи спасибо, что он вас сегодня не тряс, – указала Нелка на Толика, – потому что он обычно отрезает уши, выпивает глаза, а оторванной головой играет в футбол.

Третий молча слушал и трясущимися руками грузил дружков в комиссионный «Ауди». Машина сорвалась с места и быстро скрылась за поворотом.

– Табриз, почему ты не достал волыну, – укоризненно шлепали разбитыми губами побитые друзья.

Табриз остановил машину и обернулся к соотечественникам.

– У жирного под мышкой болтался «узи». И вообще, я точно его уже где-то видел. Только вот не припомню, башмаковец он или солнцевский.

На другой день, проснувшись утром, Нелка поняла – ее отношения с Толиком зашли довольно далеко. И решила на честно заработанные деньги приодеть его. На это был потрачен целый день. Толику достались кроссовки, новые сандалии, джинсы и рубаха. Вдобавок, Нелка из своих запасов подарила Толику футболку, купленную в свое время в Амстердаме.

Неискушенная Нелка, гуляя по столице Нидерландского королевства, забрела в магазинчик для геев и, не обращая внимания на вопросительные взгляды продавцов, накупила сувениров. Одну футболку она подарила своему двухметровому папе, вторая досталась Толику.

Футболка была бледно-голубого цвета, на груди белыми нитками шрифтом модерн было вышито слово «pasiv». Толик с благодарностью принял дары, но футболку пообещал носить только дома.

– Почему? – обиделась Нелка. – Ты на качество посмотри.

Толик, загадочно улыбаясь, объяснил причину.

– Конечно, я не должен нарушать семейную традицию, но я на это пойти не могу.

– Что ты имеешь в виду? – ничего не понимая, спросила Нелка.

Толик, продолжая загадочно улыбаться, объяснил.

– Владимир Ильич, мой дедушка, был пидаром, но об этом знают только три человека – сам Ленин, тот, с кем он был, и я.

Нелка прошептала: «Да ты шо?» – и опять превратилась в персонаж с полотен Анри Руссо.

Нелка всё больше и больше увлекалась Толиком. Вот уже неделю она наслаждалась его интеллектом. Рохлей Толик оказался лишь с виду. Он хорошо закончил школу, ему легко давались науки. Он запросто поступал в институты, университеты и академии СССР. И так же легко их бросал. Остановился на институте народного хозяйства, его и закончил. Работал каким-то инженером в объединении «Атлантика». Любил латиноамериканских писателей и рок-музыку. И это были еще не все его достоинства. А главным недостатком была любовь к сладкому и мучному.

Временно они поселились у Нелкиной тети Нины. Та работала проводником на поездах дальнего следования. И сутками не бывала дома. Тетю Нину кроме денег и барахла ничего в жизни не интересовало. Всю квартиру она завесила коврами, заставила картонными ящиками, в которых хранила свою страсть – хрусталь и сервизы. Она не расставляла посуду в серванте. Во-первых, не хватало места, во-вторых, она боялась как бы отдыхающие, которым она сдавала свою квартиру, не забрали что-нибудь на память.

На вопрос, зачем ей такое количество посуды, она ответить не могла. Тетя Нина не ожидала в гости ни большой мусульманской семьи, ни цыганского табора. Это была старая привычка собирать приданое для будущей дочери, которая так и не родилась. Возможно, из-за того, что у тети Нины требования к своему будущему мужу росли пропорционально собранному приданому.

Сейчас тете Нине стукнул уже пятьдесят третий годок. Она оставалась такой же уютной маленькой искусственной блондинкой. С ярко красным ртом и выразительным бюстом. Что привлекало к ней немало поклонников. Но тетя Нина упрямо ждала своего адмирала в отставке без вредных привычек с пятикомнатной квартирой и дачей, без наследников. Пока же его не было, она копила свои ковры, хрусталь, золото, доллары, и когда ее поезд медленно подходил к перрону вокзала, с любовью смотрела на надпись, сделанную на отвесной стене, каким-то патриотически озабоченым мичманом: «Севастополь – Россия», к которой всегда мысленно добавляла еще одну строчку: «Севастополь – Россия – 20 долларов в сутки».

На восьмой день во время завтрака Нелка ударила Толика по руке, которой он полез в сахарницу. С этого началась ее борьба за его человеческий вид.