Берта Исла

– Надеюсь, что жив, но точно я не знаю. – Пока он это произносил, огонек успел погаснуть, потом заговорил снова (уже без всякой паузы), а я резко дернулась назад и почувствовала пряный вкус табака (а когда гость чуть наклонился ко мне, давая прикурить, до меня донесся запах мяты и одеколона с травяным ароматом – от Тупры пахло приятно). – Я пришел, чтобы сказать вам именно это, хотя мы тянули до последнего и благодарны вам за терпение и выдержку. Некоторые жены уже нажали бы на все рычаги, не получая никаких известий в течение столь долгого времени, и каждый день теребили бы нас, мешая работать. Да, дело обстоит именно так: мы тоже ничего про него не знаем. Не так долго, как вы, разумеется. Но вот уже несколько месяцев – ничего. Он исчез без следа. Не вернулся в положенное время, если тут уместно говорить о точной дате возвращения, ведь ситуация быстро меняется и чаще бывает неясной, возникают разного рода неожиданности, задержки, осложнения и помехи. Он не вышел на связь с кем положено. Не просил помощи, не просил сменить его, не поставил в известность о неожиданных проблемах или грозящей ему опасности. Поэтому я надеюсь, что он жив, так как любой агент обычно заранее понимает, когда надо свернуть операцию. Разумеется, тело его тоже нигде не найдено – это главное, что позволяет не слишком волноваться и не думать о худшем, потому что труп отыскать легче, чем живого человека. В любом случае покойники не убегают и не переезжают с места на место, они тихо лежат, и поэтому рано или поздно их обнаруживают, за редкими исключениями, конечно. Все возможно. Я не хочу ни лишать вас надежды, ни внушать ее вам. Может, он дезертировал, если воспользоваться военным термином; может, его исчезновение было обдуманным шагом: он устал от нас, от той жизни, которая, вне всякого сомнения, изматывает человека, не пожелал и дальше работать на спецслужбы. Такое случалось. Самый удобный способ покончить с чем-то – исчезнуть, не попрощавшись, не вдаваясь в объяснения. Мы это называем “сыграть покойника”, да, именно так мы это называем. Были люди, которых годами считали пропавшими без вести, а потом они вдруг объявлялись, или становилось известно, что они все время скрывались там-то и там-то. Работали под чужим именем, выбрав профессию, никак не связанную с их способностями и образованием, – если надо заметать следы, обучиться легко чему угодно: пасти овец, доить коров, и главное тут – заниматься чем-то по возможности неприметным. Иногда мы сами оказываем содействие, если надо, так сказать, вывести агента из оборота и спасти ему жизнь. Том мог попасть в плен. В таком случае мы, наверное, не сразу узнаем об этом – пока, допустим, другой стороне не понадобится совершить обмен. Нередко бывает, что лишь годы спустя они вытаскивают из рукава некое имя и кладут на стол, то есть имя человека, которого мы считали окончательно исчезнувшим, даже погибшим. И наконец, нельзя исключить, что по каким-то причинам он затаился и только ждет возможности выйти из тени. Что у него не было иного выхода, как “впасть в спячку” – без надежды проснуться в ближайшее время. Так что есть шанс, что в один прекрасный день он вернется. Сюда, или в Лондон, или куда-нибудь еще, где ему будет гарантирована безопасность. Иначе говоря, я могу вам, миссис Невинсон, посоветовать одно – не ждать Тома, ни сейчас, ни много позже. Но вы не должны отчаиваться, ни в коем случае не должны. Надо привыкнуть к мысли, надо понять… – Он сделал паузу, чтобы я сама поняла, что надо понять: – Том может и не вернуться.

И тут я снова вспомнила фразу, которую Томас часто цитировал на протяжении многих лет, и она невольно врезалась мне в память, но только сейчас мне вдруг открылся ее истинный смысл: “Смерть похожа на жизнь… ” Она напрямую относилась к ситуации, описанной Тупрой. Возможная смерть Томаса и его возможная жизнь не слишком различались меж собой. Он мог не вернуться никогда, даже если дышал земным воздухом где-нибудь далеко-далеко. У меня был выбор: либо больше не ждать его, либо продолжать ждать, либо “объявить” умершим со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо “решить”, что он все еще ходит по нашей земле, кочует по миру, но это был внутренний выбор, имеющий смысл лишь для меня самой – чтобы было на что опереться. А внешне? Как обстоит дело?

– Где он находился, когда вы в последний раз имели о нем сведения? Куда он отправился? Куда его послали?

Тупра развел руками – это был выразительный и совершенно понятный жест, означавший бессилие перед известными обстоятельствами:

– Очень сожалею, но не могу вам ничего сказать. Не могу, пока не пройдет положенное время и все это не останется в далеком прошлом. И пока мы сами точно все не выясним.

– Вы не можете ответить даже на такие вопросы? – спросила я с изумлением и не без возмущения.