Беруны. Из Гощи гость

Мужик шепнул что-то косому, и тот, обернувшись, разглядел впереди на дрогах обитый

вишневым бархатом гроб. Сдернув с головы колпак свой, косой перекрестился трижды и

посмотрел на князя Ивана, раскосив от смущения оба свои ока.

– Вон оно-то как вышло негоже! Зачем, боярин, не сказался сразу? Спорить стал?..

Государевы мы работники, а с умерлым чего уж делать! Сродного кого хоронишь?

– Отца родного, – глянул князь Иван в ту сторону, где на дрогах стоял неукрытым

княжеский гроб: – Хворостинина Андрея Ивановича.

– Андрея Ивановича!.. – встрепенулся мужик и даже нож свой на палке из рук выронил. –

Чего бывает, чего бывает! – заохал он и стал снова размахиваться крестами по латаной своей

рубахе. – Да ты постой... постой... Да ты, выходит, князь Иван?.. Так и выходит: князь Иван.

Вишь ты, какой срослый стал!

– Отколь это я так ведом тебе? – молвил с досадою князь Иван, потирая больно

ушибленную злодейскою дубиною руку.

– Да господи, да как же! – спохватился мужик. – Да все мы тут хворостининские,

княженецкие, вашинские мы, дворовые. Да вон и Кузёмка! Гей, Кузьма!

Но Кузьме уже напихали полон рот пакли, а самого его накрепко привязали к дрогам, так

что конюх только головой вертел да глаза таращил. Косой же до того разжалобился, что не

замечал и детины, стоявшего позади князя Ивана, обхвативши его руками и не давая ему

сдвинуться с места.

– Чего бывает, чего бывает!.. – продолжал сокрушаться косоокий. – Батюшка твой – чего

уж об умерлом говорить! – в обиде мы на батюшку твоего. В голодные леты разгонил он нас

всех... Чего станешь делать!.. А как прошли те голодные леты, почал он нас ловить да

взыскивать с нас. Ну, да полно про то баять! Прошло уже то.

У князя Ивана заныла наконец грудь, сдавленная детиною, не выпускавшим пленника

своего из рук. Князь Иван рванулся и покатился вместе с детиною этим на землю под колеса

княгининой колымаги. Тут только опомнился косой, сунул в рот два пальца и свистнул так,

что вся княгинина четверка, прянувши в сторону, едва не опрокинула возок, из которого,

словно из скворечни, выглядывала туркиня. А косой бросился к колымаге, к гробу, забежал в

дубки, разросшиеся по краям дороги, заорал во всю глотку:

– Браты, гей, браты!.. Метай обратно дуван!1 С умерлого чего возьмешь!.. Путило,

Нелюб, Субботка!.. Обратно метай!..

И он живо повытаскал клочья пакли изо рта Кузёмки и развязал ремни, которыми тот

был опутан.

Князь Иван, измятый, встрепанный, весь серый от приставшей к нему дорожной пыли,

вылез из-под колымаги и заглянул к Алене Васильевне в дверку. Бледная, перепуганная

лежала на подушках вдовая княгиня, с лицом, мокрым от испарины и слез. Увидя сына, она

стала шептать ему:

– Наши они и впрямь: кто холоп, кто кабальный работник. Беглые грамоты дадены нам

на них на всех – ловить злочинцев и на двор к нам приводить.

– Да что уж грамоты те!.. – махнул только рукой князь Иван. – Кого ловить?.. Куда

водить?..

А косой собрал тем временем вокруг себя всю свою ватагу. Он до того разбегался, что

даже сквозь портки стал прошибать у него большими проплешинами пот. Но мужик все не

унимался, свистел, кричал, уговаривал:

– Ну, чего бывает, чего бывает, други!.. Андрей-то Иванович, князь... А?.. Сколько лет

жил, да вот те и помер! А с умерлого чего возьмешь?.. Впрягай коней в дроги, кидай все

обратно, браты... Гей, браты!.. – И он принялся укрывать гроб Андрея Ивановича куньей

княжеской шубой.

Мало-помалу стали показываться из лесу провожатые, притаившиеся там за трухлыми

пеньками, за кучами всякого сору. Из оврага выполз поп с кадилом; притащились откуда-то и

нищеброды, шедшие за гробом от села к селу. Князь Иван сел на коня, потер ушибленную

руку и взялся за повод. Но к нему подбежал косой.

– Тут, князь, по Троицкой дороге, ватажек лихих теперь не счесть, – молвил он,

уставившись одним глазом в князя Ивана, а другой скосив в сторону, где перешептывались

станичники, должно быть не вполне довольные таким исходом дела. – Время ноне, –

продолжал косоокий, – сам знаешь... Не вышло б беды... Доведем ужо мы тебя да слобод,

князь... А то... ведомо тебе... время-то ноне... А?

1 Дуван – в старину у казаков и у разбойников – добыча.

И потащились вновь погребальные дроги по дорогам и селениям со звоном

колокольным, с дымом кадильным, с пением панихидным. Ватага холщовых колпаков шла

позади обоза, предводимая косооким мужичиною с длинным ножом, вздетым на палку.

Версты за четыре до Кукуевских слобод, едва только стали выезжать из лесу дроги, косоокий

вдруг свистнул, и колпаки его бросились в лес и пропали меж деревьями все сразу, так что

князь Иван не успел и обернуться.

«В обиде мы на батюшку твоего, – вспомнил он слова косоокого, видимо атамана ватаги.

– В голодные леты разгонил он нас всех, а как прошли те голодные леты, почал он нас ловить

да взыскивать с нас».