Берущий ветром (СИ)

- Но вот что я хочу сказать вам, барон, напоследок,- Ночью Бей словно бы не замечал состояния Ошубы или просто не обращал на него внимания.- Нет никакой разницы кто ты такой. Барон ли ты, тиран ли, раб или ужасный холуй. Главное всегда и во всем действовать и вести себя безупречно, назло всем обстоятельствам. Если ты раб, рабство твое должно быть безупречным, если холуй, безупречным должно быть твое холуйство, если тиран, то должен ты безупречно тиранить вверенную тебе Провиденсом толпу. И если действовать безупречно всегда и во всем, то что-то вне нас, что-то высокое и мощное, бесконечное и всесильное начинает замечать эту безупречность, оценивать и приветствовать ее. И если безупречность была абсолютной, пусть не всегда, а только несколько, или даже всего лишь один только раз за целую жизнь, это внешнее, высшее и необъятное может наградить нас и сделать нам неописуемый подарок. Награда эта есть - счастье общения с великолепными и могущественными силами этого мира, знание их и даже управление ими. Ну, наконец-то!

Рессорная подвеска перестала качаться, а потом снаружи стали слышны звуки возни сначала с раскладной подножкой, а потом с дверной ручкой и черный квадрат дверного стекла отъехал в сторону, превратившись в черный прямоугольник дверного проема. А потом в проеме, словно в черной раме показалась знакомая запыленная и заспанная ямщицкая рожа.

- Дилижанс остановлен!- доложила она радостно, что в таких вот обстоятельствах выглядело весьма противоестественно и жутко.- Можно сходить, ваше сиятельство! Осторожнее, тут некстати очутились кусты...

Сиятельство, с горечью подумал Ошуба, сейчас оно засияет здесь во всей своей безупречной красе.

- Прощайте, барон,- темный попутчик подвинулся к выходу и с лязгом поставил окованный железом сапог на первую ступеньку подножки, но потом вдруг повернулся к Ошубе всем корпусом и сказал.- И вот еще что. Где же ваша сабля, барон? Мой вам совет - отправляясь в любое, даже самое короткое путешествие, всегда берите с собой саблю. А теперь - прощайте. И берегите своих лошадок.

Ошуба выдохнул из себя что-то вроде "прощ... вы-ых" ни на секунду не веря темному виконту и ожидая услышать снаружи хриплые крики, свист, хохот или даже выстрелы, но вопреки его ожиданиям, ничего страшного так и не произошло.

Ночью Бей сошел по ступенькам, глубоко вдохнул полной грудью тяжелый ночной воздух, густо напитанный запахом древесной смолы и многолетней прелой хвои, а потом пошарил в кармане и крикнул в ночь:

- А на вот тебе два алтына на водку! Ты славный ямщик и довез мягко, не раструсил!

- А благодарствуйте, ваше сиятельство,- донеслось из темноты.- Вот это так уважили. Какое там - славный...

- Ты славный ямщик, говорю тебе. Будь здоров.

После этого Виконт де Ночь сделал шаг вперед и словно бы слился с внешней тьмою. Черный прямоугольник выхода словно бы поглотил его. Принял его себя и бесследно растворил в своей черноте.

Ошуба все никак не мог поверить в свое спасение, или освобождение от страшной дорожной напасти, которую он, быть может, сам себе напридумывал (а какая разница? напасть есть напасть, выдуманная она или нет, и разве редко выдуманные напасти становятся настоящими?), но тут в черном прямоугольнике снова появилась знакомая пыльная, страшная, а теперь еще и довольная бородатая рожа.

- Ехать дальше?- спросила она с широкой глупой ухмылкой, словно бы несколько раздвигая ею непроглядную внешнюю черноту.

- Ехай,- хрипло ответил барон, все еще не до конца веря в происходящее.

Дверь дилижанса с хлопком встала на место, и чернота дверного проема снова превратилась в черный квадрат окна, а потом снаружи загрохотала складная подножка.

Ямщик еще некоторое время возился в темноте, обходя дилижанс, постукивая по ступицам, дергая за ручки дверей и проверяя крепление фонарей. Потом звуки возни удалились в сторону конной упряжки, и там стали слышны шлепки, ругательства и фырканье лошадей, а потом застучало по ступеням передка, завозилось на сиденье, и снова открылась переговорная задвижка, и в ней опять появилось запыленное, улыбающееся из темноты глупо и страшно, обезображенное присохшей пылью лицо:

- Трогаю,- сказало оно, жутко оскалившись (или все это выглядело настолько жутко из-за показавшей себя луны, или из-за только что пережитого бароном испуга, понять это было решительно невозможно).

- Трогай,- хрипло сказал барон, по-прежнему не очень доверяя происходящему.

Задвижка захлопнулась и снаружи послышался звонкий удар бича, а сразу затем звонкое "н-но!"

Только когда вновь заскрипела тяжелая рессорная подвеска, барон словно бы очнулся и испытал некоторое облегчение. Он потянулся было к винной бутылке, но та была уж абсолютно пустой.

Ошуба вздохнул, хмыкнул, покачал головой, вытер испачканные ондатровым салом пальцы о бархатные рейтузы и тяжело откинулся на спинку дивана.