Бес идет за мной

Бросился к двери будто во сне. Все вокруг было медленным, словно замороженным. Сверху валились куски дерева, искры, щепки; в огнях он увидел исчезающую цепь, все еще привязанную к обручу на шее беса. Но самого Могке не увидел. Стукнули засовы, отворились кованые двери башни. И с одной стороны в них ринулись обожженные, горящие покаянники, а с другой – стражники, оставленные снаружи, с ведрами воды.

Две волны столкнулись, опрокинули друг друга, перемешались. Каким-то чудом незамеченный во всем

этом, Якса проскочил по трясущимся телам наружу, в коридор, что шел вдоль главного нефа. Увидел отблеск огня, почувствовал запах горелой плоти – занялся и сам сбор, засыпаемый дождем горящих головней, что вылетали из верхнего отверстия башни, когда бес рухнул в очаг.

– Горю! Горю-у-у-у!

Пустынь была наполнена мятущимися неявственными фигурами: одни кричали, вторые бежали с ведрами, баграми, топорами. Откуда-то тянули лестницу, открывали настежь все ворота сбора. Но Якса бежал не в ту сторону, что остальные, – он ворвался в боковую дверь, в одну из пристроенных башенок: хотел найти свою келью, схватить меч, прорубить себе путь или погибнуть с оружием в руках.

Толкнул низкие дверки, вбежал в широкое помещение со стенами, беленными мелом, где стояли невысокие ложа, с потолка свисали пучки трав, на полках были баночки, стеклянные бутыли и глиняные горшочки. В нос ему ударила известная уже, одуряющая вонь девясила, пастушьей сумки и прочих трав, эликсиров и настоек, коими пользовался Виклиф. Он хотел выйти, но на ложе справа кто-то шевельнулся – у него было знакомое лицо.

Заросший, мощный, хоть и худощавый. Искалеченный – с обрубком вместо правой руки, обернутой льняной повязкой и полотном.

Грот! Его друг, брат, проводник, предатель – как он считал. Без раздумий он кинулся вперед, прижал широкую грудь коленом, схватил его за шею.

– Ты предал меня, но я оставил тебе подарок. Никогда больше не поднимешь меча. Никогда больше не обманешь никого, как обманул меня. Спас меня от кагана и привез сюда на пытку! На смерть! Смотри! – указал на раны от крюков. – Это твоих рук дело! Мне точно такие же и тебе сделать?

– Убегай! – выдавил из себя Грот. – Убегай, пока можешь. Они меня обманули, они – безумцы.

– Куда мне идти? К хунгурам? Или прямиком в бездну?

– В Брежаву, к Лестеку из Бзуры, к сыну Хинчи.

– Чтоб он посадил меня в яму? Чтоб жег? Пытал?

– Его отец отдал за тебя жизнь.

– Еще скажи, что у его сына ко мне долг…

– Это ты ему должен! Езжай на покаяние, он ведь тебя не казнит. А чтоб не принял тебя за предателя, скажи ему: «Вечное отдохновение королю». Скажи искренне. А теперь – беги, оставь меня или прирежь из мести!

– Я уже не хунгур. Ты меня изменил! Теперь лежи тут и подыхай, старик!

Якса выскочил наружу, хотя боль почти парализовала его: рвали раны на груди, в животе; из них текла кровь. Он хотел пойти налево, но коридор там пылал. Колоды, доски на полу, потолок – в пламени. Валил дым пополам с жаром.

Он развернулся вправо – и замер! По коридору шагали – теперь уже и бежали – покаянники в растрепанных, обожженных плащах. Впереди Лотар и Виклиф. Уже тянули к нему расставленные ручища.

– Вот он! Хватайте его!

Что-то отбросило его в сторону. Грот! Вырвался из комнатки в одной рубахе, отбросил его в сторону.

– Беги, пусть бы и сквозь огонь! – крикнул. Развернулся, раненый и больной, и бросился на преследователей.

Столкнулись с шумом. Покаянники не хотели с ним ссоры, но он опрокинул их, ударил в Виклифа, потянул того на пол так, что загремело. И тогда пустынники принялись кричать, пинать его, лупить кулаками.

– Убегай! – крикнул Грот окровавленными губами.

Якса помчался прямо на огонь. Остановился близ пламени, потому что сам уже не понимал, что делать. Закрыл голову руками, прищурился от дыма – и увидел, как из клубящегося огня выпрыгивает ему навстречу фигура с лицом, которое он уже видел. В лагере, в юрте, в степи.

Кто-то схватил его за руку, накрыл плащом и втянул в пламя. Ничего больше Якса и не помнил. Было жарко, жгло; как в тумане он видел затянутый дымом двор, открытую пасть ворот пу´стыни, сквозь которые мчались перепуганные кони. Наконец – лес, холод поздней осени, деревья, мимо которых он бежал. А в конце – тишина и покой.

* * *

Мир начал возвращаться к Яксе вместе с холодом поздней осени, однако тот, вместо того чтобы прошивать тело болью, давал облегчение старым и новым ранам. Якса сидел под лиственницей, со склоненной набок головой, а кто-то лил ему сверху на лицо воду, чтобы ушел жар. Из мутной серости, из-за волнистой завесы сырости смотрело на него лицо человека, которого он оставил за тысячи стайе позади.

– Вигго?

– Вот, пей, – скандинг придвинул ему к губам баклагу с водой. – Ты едва жив после всего, что случилось. Когда я выводил тебя из Могилы, ты был весь в крови и трясся, как больной пляской Гракха.

– Что происходит?

– Вон, – Вигго указал на столб дыма, что поднимался в серое небо над лесом. – Горят! Чтоб их палач мучил долго и болезненно.

– Где Грот?