– Ты только что сделался величайшим моим врагом. Вместе с Гротом. Он жив? Может, скрывается среди вас, радуясь, что меня перехитрил!
Ответил брат Виклиф – действием, не словом. Принялся резать кривым серпом куртку и рубаху Яксы, по кусочку сдирать их с его рук.
– Ладно! Вы меня уже испугали, – сказал Якса. – Буду петь, а если – как оно бывает с такой сволочью, как вы, – чувствуете себя хорошо, когда кто-то вас боится, могу даже кричать. Громко, как только захотите.
– Собирай волю, вместо того чтобы языком молоть, – проворчал Виклиф.
– Да вы рехнулись, братишки! Бабы вы, что ли, долго не имели, и теперь всякие глупые мысли у вас в головах ходят! Но все же: чего хотите? Мало вам еще моей муки?
Виклиф отступил, растворяясь в красном отблеске за спиной тех, кто стоял снаружи круга, а остальные взялись за руки. Посредине остался только Лотар со Знаком Копья и двое братьев рядом с ним. Вдруг сделалось тихо и холодно, несмотря на жар и пламень, что рвались из очага. И тогда Лотар начал распевно проговаривать молитву:
– Покажись! – запели хором монахи. – Покажи лице свое, сын Волоста. Мы знаем, что ты там, подними голову свою и поклонись силе Праотца, который для людей воздвиг Ведду над безднами вод, который засеял ее садом, чтоб мы собирали плоды его. Который вырезал на стенах первого сбора таблицы законов, чтоб мы отличны были от животных. Покажись! Покажи лице!
Лотар подступил поближе к Яксе и вдруг коснулся его груди Знаком Копья. Странно, но прикосновение жгло будто клеймо, будто раскаленное железо, будто горючая звезда, приклеившаяся к нагому телу. Оруженосец дернулся, но оковы держали крепко. Лотар продолжал декламировать:
– Покажись! – с силой приговаривали покаянники. – Покажись, бес, трижды про´клятый. С Чернобогом-предателем и с Волостом-лжецом! С Продосом, мерзким карликом измены, и с Ханой-клятвопреступницей, с Антом-мужебойцем!
Якса застонал, но это был не его голос. Что-то шевельнулось в нем, внутри; стучало мощно, словно второе сердце – в непокое.
А Лотар хлестал эту его часть словами:
– Покажись, бес! – распевали покаянники, бледные и трясущиеся. Видно было, с каким усилием они удерживали круг сплетенных рук. – Гневом Праотца заклинаем тебя, мерзкое отродье Чернобога, покажи нам свое обличье. Выходи, трус, гнида, мерзкий червяк праха, ты что, скрываешься во тьме человека. Требуем сего от тебя! Покажись!
– Не-е-ет! – заворчал Якса. – Не желаю!
И вдруг бросился вперед так, что затрещало ложе страданий. Огромная сила рвала его вверх и вниз, что-то билось изнутри в его грудную клетку, словно там была зашита огромная крыса. Что-то носилось вверх-вниз, раздраженное и злое.
Вдруг Лотар подскочил к Яксе, в котором билась некая тварь. Рука его выстрелила вперед, вогнав крюк в грудь оруженосца. Парень взвыл, закричал, мотая головой и стуча той в дубовые доски ложа. Дернул оковами с такой силой, что один из горбылей вылетел из доски и со звоном покатился по базальтовому полу. Прежде чем Лотар отступил, приблизился следующий брат. Воткнул с размаху свой крюк снизу, в подбрюшье. Третий – под ребро, сбоку, где появился растущий холмик, словно кулак хотел пробиться изнутри сквозь кожу. Четвертый промазал – воткнул меж ребрами, крюк хлюпнул в ране, полилась кровь, когда он вырвался из тела Яксы.
– А-а-а-а! – взвыл парень. – Не-е-ет!
– Мы его теряем! – прошипел Лотар. – Осторожнее! Он истечет кровью, обезумеет от боли.