И вдруг скандинг кинулся на Яксу, нанося тому удары справа и слева. Они скрестили клинки в юрте, полной вьюков, крови и стонов.
Вигго бил с силой, которая удивила Яксу. Раз, два, клинки звенели, и каждый удар отдавался в руке юноши. Он крутанулся, перешел в укол, хотел воткнуть кончик в тело Вигго сверху. Не сумел; может, запутался в кожухах, перевернутых лавках, баклагах и узлах. Или противник превосходил его силой и скоростью. Вдруг отбил меч в сторону, ударил в Яксу будто таран, ухватил левой рукой за пояс и сбил с ног, опрокинул на спину; сам упал сверху.
Свалились – Якса спиной – прямо в очаг, в огонь, что яростно танцевал на поленьях. Вигго приземлился на противника, прижал ему живот коленом и теперь поднимал меч для смертельного удара.
– Якса-а-а! – закричал не своим голосом. – Ты тоже мой! Брат! Любимый мой брат!
Юноша вскрикнул, чувствуя, как уголья жгут на спине кольчугу и стеганку. Вытянул руку и замер, потому что в дыму, в огне, поднимающемся со всех сторон, жгущем полотно, кожу, раскаляющем звенья кольчуги, увидел вдруг измененное лицо противника. Увидел его большую угловатую, будто детскую, голову и грудь, покрытую тлеющими углями; когти, которыми тот сжимал рукоять меча, словно огонь выказал его истинную природу. И свисающую с обруча на шее цепь.
Быстрее! Скорее!
Его мысли, воспоминания помчались назад, в жуткий зал пустыни, к кругу фигур, когда он вился в боли, прикованный к ложу страданий.
И голос Лотара: спокойный, мощный, властный:
«Могке! Я тебя хлещу огнем и железом, чтобы ты мне служил».
Вместо руки Якса ухватил за цепь, что свисала с шеи противника. И крикнул прямо в лицо бесу его имя:
– Могке! Служи мне во имя Праотца! Покорись! Могке! Могке!
Вдруг тяжесть беса уменьшилась, исчезла. Якса отбросил его локтем, развернулся, опрокинул, выбираясь из-под противника. Перекатился на бок, уйдя от пламени, но не выпустив цепь из руки.
– Не хочу! Не-е-ет! – зарычал бес.
Оруженосец вскочил, в прожженной горящей стеганке, в почерневшем панцире, дернул за обруч, закрутил его вокруг руки.
– Могке! Тебе придется! Служи!
Дернул его, ударил по затылку, придавил к разваленному очагу, углям и пламени. Бес хотел сбежать, но Якса умело окорачивал его, заходя всякий раз так, чтобы удерживать того в огне.
– Могке! Сгинь, пропади, Могке!
И вдруг бес взорвался плачем, рыданием умирающего маленького мальчика.
– Отец! Оте-е-ец! За что вы меня-а-а…
– Гори во веки вечные, проклятый! Трижды проклятый Могке!
Тот бился, дергался на привязи. Сила его росла с каждым мгновением; никогда бы Якса не удержал на привязи живого беса. Но каждый раз, когда называл его имя, сила слабела. Могке тогда опадал без сил, рушился в пламя, а оруженосец удерживал его там.
– Якса-а-а… Мой брат… В крови, в багрянце. Помилуй! – застонал он. – Из-за тебя я закончил на колу. Из-за тебя погиб. Так мало я пожил, дай мне еще немного, подари; у тебя есть только я!
– Чтобы ты меня убил сзади, подло?
– Ты знаешь мое имя! У тебя есть власть! Я стану тебе служить! День и ночь стану трудиться, пахать, бегать на посылках, как слуга, как смерд! О-о-о, больно, печет!
Огонь прожигал тело беса, заставлял светиться его члены, охватывал голову. Даже небольшой очаг в юрте наносил бесу раны и причинял страдания. В пламени Могке таял словно воск, его тело почти капало вниз, подпитывало огонь, а тот выстреливал высоко, над крышей юрты.
Якса стоял, прикидывал, охватывал все происходящее взглядом. И вдруг выцедил:
– Поклянись! Ценнейшим! Именем своим! Будешь мне служить, всегда и везде!
– До конца твоей жизни! Буду!
– Именем своим, повтори!
– Именем своим!
– Произнеси его, иначе сожгу тебя без остатка!
– Именем своим клянусь! Именем Могке!
И Якса дернул его за цепь. Выволок из пламени. И вдруг бес изменился. Не был уже трясущимся созданием, бесом – стал Вигго: обожженным, перемазанным сажей и пеплом.
Цепь невольника, что свешивалась с шеи беса, исчезла, расточилась; юноша ничего не сжимал в руках. Все исчезло.
Теперь Яксе почти не было дела до Могке. Он сам горел! Рукав его стеганки занялся огнем. Но не успел тот погасить: бес накинул ему на спину шкуру, задавил пламя.
– Буду служить тебе до конца жизни. Но после смерти – заберу душу! За мою смерть, за кол, на котором я закончил свою жизнь. В этом я тебе не клялся!
– Как пожелаешь. А теперь – молчи и стой здесь.
Якса подбежал к месту под стеной юрты. Туда, где трясся на подушках Сурбатаар Ульдин. Его хозяин, приемный отец. Его… добрый дух.
– Даркан Сурбатаар! – простонал он. – Нас обманули, я не знал… Извини.
– Помоги! – прохрипел хунгур. – Там, в углу! Отнеси меня туда! Не хожу; Булксу отбил мне внутренности и переломал тело!
Он пытался ползти, как раздавленный жук. По трупам, по перевернутым горшкам, лавкам, скамейкам, по углям и шкурам. Якса подхватил его, поднял, поволок.
Недалеко.
– Гунна! – застонал Сурбатаар. – Доченька моя. Что они с тобой сделали?
Сердце Яксы билось точно колокол. Он затрясся, выпустил Ульдина, который упал на труп своей жены, пополз к дочке, обнял ее окровавленную голову. Тем временем убийца осматривал тихий разрушенный шатер.