Бес идет за мной

– Не знаю, – вздохнул Якса. – Вы снова ставите меня на край пропасти.

– Помогая нам, ты сделаешь первый шаг к прощению. Ты предложил меч и службу господину Лестеку. Это его идея. Пусть откуются ваши намерения в огне битвы.

– Я бывал в огнях, которых ты не выдержал бы, милсдарь Иво. Но пусть уж и гнев Ессы падет на вас, если это ловушка. Сделаем, как пожелаете. Кровь за кровь.

– Чудесно. А сейчас я покажу вам дорогу.

– Но у нас есть условие, – вмешался Вигго. – Мы не пойдем на них с голыми руками. Вы должны дать нам доспехи.

– Вы получите панцири, щиты, мечи. Что захотите. Но без знаков и гербов.

– Скандинг не примет свой меч ни от кого. Я сам его откую, а вы дайте мне прутья мягкой и твердой стали и прикажите замковому кузнецу помочь мне сделать, что нужно.

– Мы дадим железо. Делай, что пожелаешь.

– А мне, – проворчал уставшим голосом Якса, – понадобится медик. И хорошо протопленная баня. И обычная постель.

* * *

– Всего одна юрта, – сказал Вигго. – Большая, но одинокая. Их немного. Вижу примерно три повозки. Они не слишком обогатились в Сыбине и Брежаве. Видно, нечего там уже грабить.

– Странно, что нет ни коней, ни овец.

– Стада они держат в селе, под присмотром пастухов и местных селян. Если кто потеряет хотя бы одну голову, снимут с плеч его собственную. Они только-только просыпаются, видишь: развели огонь, дым поднимается. Поспешим, прежде чем все встанут.

– Ты некогда служил хунгурам. А нынче хочешь их поубивать. Странно.

– Сколько лет можно быть пастухом? Тебе разве не было плохо сидеть в степи и ждать, пока Бокко придет нассать на тебя? И не только нассать.

– Так что делаем?

Они стояли на первом свежем утреннем снежке, благодаря которому серо-коричневые окрестности превратились в девственный край белизны. Легкий, крутящийся в воздухе пух покрыл плоскую крышу юрты, обсыпал лиственницы и сосны, хаты и дороги в селах, пряча грязь и навоз. Мир был как новый – чистый, еще нетронутый.

– Оставим щиты, они будут мешать в тесноте. Сделаем всё быстро. Пойдем!

– Веди. – Якса потянулся к ножнам и вытащил меч. – Пусть все будет по воле богов и стрыгонов.

Они двинулись к юрте. Сперва шагом, потом трусцой, все быстрее и быстрее. Было странно и страшно так прорезать тишину первого зимнего утра – ударом меча, криком и болью.

Достигнув входа, закрытого толстой шерстяной кошмой, Вигго хлестнул клинком по щели, разрезая ременные шнуры. Откинул ткань и ворвался в темное отверстие, размахивая оружием.

Оруженосец заскочил внутрь следом – в душную, наполненную дымом темноту юрты. Тут царил полумрак, потому что в очаге танцевали огоньки, отражаясь от лавок и стоящих на них сундуков, ящиков, щитов и сабель. Якса специально поставил ногу на порог, чего никогда не сделал бы ни один хунгур, – словно желал порвать с традицией, лишиться воспоминаний. Как если бы говорил самому себе: я лендич, не хунгур.

Вигго рубанул первым – ударил встающую с постели, укутанную в шкуры фигуру, медленную, будто медведь, выползающий из берлоги. Якса пырнул в живот хунгура, который вскакивал на ноги с ковров справа.

И тогда разверзся ад криков, плача, воплей, скулежа о милости. Но никто не миловал. С правой – женской – и левой стороны юрты вскакивали ото сна и дремоты едва разбуженные, испуганные фигуры – все в длинных рубахах, в чепцах и колпаках; ничего не понимающие, пойманные врасплох, согбенные. Мечи рубили их без милосердия; резали, тыкали, хлестали по рукам, которыми те в отчаянии заслонялись; по головам, плечам и спинам. Пробивали укрытые под кафтанами груди и животы. Как два снежных призрака, Вигго и Якса пробивались, прорубались в центр шатра, оставляя слева и справа подрагивающие, в кровавых ранах тела. Добрались до помоста, где на подушках, рядом с лавкой с чарками для кумыса и воды, отдыхал господин и владыка юрты. Отец всего аула.

Он привставал: неловко, медленно, испуганный нападением. Якса увидел его сморщенное лицо, подбритую бородку, разделенную на косицы. И глаза: темные, спокойные, мудрые, застывшие в немом вопросе и испуге.

Вигго пал на хунгура как злая тень, поднимая меч и желая опустить тот вертикально, пришпилить старика, словно червя к земле. И тогда Якса почувствовал, как его охватывает холод. Внезапное воспоминание рвануло тело. Он отбил клинок скандинга, толкнул того плечом, отбрасывая от постели.

– Ульдин! – крикнул. – Стой, Вигго! Это свой, наши! Сурбатаар Ульдин!

И тогда раздался тонкий перепуганный голос хозяина юрты:

– Конин! Ты… Деере Тенгри, Высокое Небо… Как это?

Вигго не слушал. Развернулся на расставленных ногах, а потом ударил в Сурбатаара. На этот раз сверху, с небольшим замахом, чтобы не зацепить мечом низкий потолок юрты.

– Стой! Оставь его! – орал Якса. Отбил, заблокировал удар своим мечом. Пнул Вигго в бок, отбросил прочь словно бешеного пса. – Что ты делаешь? Они тебя приняли.

– Сойди с дороги – или сам здесь ляжешь.

– Вигго… – проговорил Якса. – Что ты делаешь? Мы своих убили… Убили всех.

– Это не Вигго! – крикнул Ульдин. – Каблис, бес, стрыгон!