Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Синькин вырос так, что загородил собой весь ад: исчезла Аллея Славы мирового перформанса, исчез белый пандус, не видна стала даже Большая Медведица на дне колодца. Однако на этом трансформация не закончилась. Все части демонского тела стремительно менялись: крылья становились прозрачными, руки превращались в мохнатые лапы, морда вытягивалась в волосатый хобот. По сторонам хобота засияли огромные фасеточные глаза, и в них отразилось великое множество Бед.

– Exit through the gift-shop![4] – раздалось у него в ушах, и он очнулся.

Мухин лежал скрючившись, как эпилептик, на полу баньки, а Силыч, набрав в рот воды, брызгал ему в лицо. В левой руке было что-то зажато. Беда разжал кулак и увидел сувенирного чертика с прикрепленной к левому рогу биркой: «246 рублей».

Глава 18 Обострение борьбы

– Дорогие товарищи! – торжественно начал Редька, обводя глазами полный актовый зал ПДХ. – Позвольте считать расширенное заседание правления Прыжовского отделения Союза художников открытым. Заседание получается и правда расширенное. Нынче у нас, как верно заметила Анна Санна, сбор всех частей светлой стороны. В наши ряды встали не только художники, но и журналисты, краеведы, искусствоведы, а также выдающийся поэт-патриот, публицист и воин-интернационалист товарищ Пороховец. Поприветствуем его, друзья!

В пятом ряду поднялся мрачный старик с такой же, как у губернатора Детки, блямбой на носу, и тяжело повернул свой живот сначала влево, а потом вправо. Кланяться в ответ на аплодисменты он не стал.

– Жаль, конечно, что не заглянул никто из краевой администрации, – продолжил председатель. – Но мы их еще заставим себя услышать!

Зал одобрительно загудел.

– Итак, приступим. Вопрос сегодня только один: о захвате агрессором культурных учреждений города. Докладывать тут нечего, факты вам известны, так что перейдем сразу к прениям. Слово имеет доцент искусствоведения Анна Санна Жарова.

– Дорогие товарищи! Варяжская интервенция, которая совершается на ваших глазах, являет собой худший образец бесстыдной колониальной агрессии, в которой…

Речь доцента была полна цветистых метафор. Синькин представал то британским завоевателем, предлагающим китайцу трубку с опиумом, то хитроумным иезуитом, уверяющим гриппозных индейцев, что Бог обстрелял их невидимыми пулями за неверие. Тема заразной болезни вообще доминировала: шедевры совриска доцент последовательно сравнивала с оспой, корью, малярией и желтой лихорадкой.

– Однако индейцы нашли достойный ответ колонизаторам, – закруглила метафору докладчица, – они подарили Европе сифилис. А мы чем хуже? Неужели у нас не найдется, чем порадовать московского гостя?

Зал дружно гыкнул.

– Господин Синькин недавно написал в своем блоге, что прыжаки – добрые папуасы, – искусно подвела речь к кульминации Анна Санна. – Ну что, земляки, покажем, какие мы добрые?

– Покажем!! – заревел зал.

– Он еще про «быдлофактор» писал! – выкрикнули из задних рядов.

– А сам-то кто? Гопоты понавез, своей у нас мало, чё ли?

– Клоуны понаехали!

– Вредители!

– Симулякры!

– Не ругайся!

– Сам рот закрой!

– Тише, товарищи! – охладил пыл собравшихся Редька. – Спасибо, Анна Санна. А теперь давайте послушаем нашего дорогого гостя, товарища Пороховца.

Знаменитый поэт не спеша прошел в президиум, взгромоздился на трибуну и вынул из внутреннего кармана пиджака лист бумаги.

– «Культур-Бирон», – провозгласил он и начал читать нараспев:

Нет, товарищ, нельзя нам уйти от борьбы,
От борьбы нам уйти не пристало.
Протяни свою руку к обрезку трубы —
Сковырни упыря с пьедестала.

Нам, товарищ, с тобою отныне невмочь

Жить вполсилы, бороться вполсилы,
Чтоб расчистить дерьмо, чтобы горю помочь —
Ухватись на навозные вилы.

Идет-грядет Культур-Бирон,

И если ты смолчишь,
Построит он арт-черкизон
На косточках твоих.

Ты, рабочий, с художником встанешь в ряды,

Журналиста обнимешь, как брата,
И посланнику антинародной звезды
Станет пакостить тяжеловато.

Видишь, друг, как полощется знамя борьбы?

Слышишь – ширится многоголосье?
Ты носатому черту, что мы не рабы,
Докажи кулаком в переносье.

И твердо помни, автохтон:

Пока народ молчит,
Ползет, ползет Культур-Бирон —
И лапками сучит.