Подростка затрясло. Ощущение горячих брызг, хлестнувших по лицу, было таким отчетливым, что ему нестерпимо захотелось отереть щеки и лоб. Но полковник протянул руку и крепко сжал его плечо.
– Годелот, успокойтесь, – проговорил он вдруг твердо и увещевающе, – вы не виноваты в произошедшем. Поверьте мне. Как бы я ни бранил вас за неосмотрительность, вы действительно не виноваты в гибели этого случайного прохожего. Лягте, иначе ваша рана откроется.
Подросток снова осел на койку, прерывисто дыша. А Орсо так же ровно добавил:
– В беспамятстве вы окликнули некую Терезию.
Годелот потер лоб:
– Это моя покойная мать. Неужели со мной все было так плохо?
– Теперь вы быстро пойдете на поправку. – Орсо встал. – И не вздумайте делать глупости. Предупреждаю: за вашу безобразную неуклюжесть я сдеру с вас три шкуры на следующем уроке фехтования.
– Рад стараться, мой полковник! – Годелот снова попытался приподняться, но Орсо, кивнув ему на прощание, уже выходил из каморки…
После ухода полковника подросток несколько минут лежал неподвижно. Грабитель в оживленном районе средь бела дня. И жертвой он выбирает вооруженного солдата, у которого наверняка в кармане дыра. Нет, господа, никакой это не грабитель. Этот ублюдок ждал именно его. Кем же он подослан? Не вами ли, мой полковник? Иначе с чего бы вы так дотошно выспрашивали, узнал ли я его? Так что ж, стало быть, я мог его узнать?
Вдруг Годелот закусил губу и сдвинул брови. Терезия… Если он и звал мать в бреду, то не по имени же. Но никакой другой Терезии в его жизни не было. Откуда же полковник взял это имя?
Взгляд упал на дублет, так и лежавший на полу. Между прочим, в кармане было три дуката. Интересно, успел ли чертов забулдыга их умыкнуть?
Годелот не без труда встал, подобрал дублет и сунул руку в правый карман. Пусто. Чтоб ему на эти деньги гроб сколотили, паскуднику… Шотландец раздраженно полез в левый карман, переворошил на дне мелкие монеты и вдруг наткнулся на что-то твердое и продолговатое. Утром он не клал туда ничего похожего.
Медленно вытянув руку наружу, Годелот уставился на вынутый предмет. Это была ладанка. Дешевая, неказистая деревянная ладанка, какие сотнями продают у церквей и богаделен. А на ее шершавом боку было вырезано: «Терезия». Шотландец оглядел странную находку, а потом осторожно отомкнул ладанку. Внутри лежал тугой свиток с библейским текстом, запечатанный воском дешевой свечи.
– Вот черт. Ах ты, мерзавец… – пробормотал Годелот, восхищенно улыбаясь. Право, он торчал на площади, изнывая от злости и тревоги, а послание Пеппо уже лежало у него в кармане. Друг прошел мимо и ловко подложил ему эту неприметную вещичку, а Годелот и не заметил. Все же полковник прав: порой он сущий осел.
Кто же из сотен толпившихся кругом людей прятал Пеппо за своим обликом? В памяти невольно всплыл суетливый монах в глухом клобуке, тершийся у него за спиной, пока Годелот едва не отдавил ему ногу.
Конечно, мой полковник, вы выдумали весь этот бред о Терезии. Вы просто уже покопались в моих карманах. А самолично повредить восковые печати не рискнули. Но каков хитрец чертов Пеппо! Что может быть естественнее в кармане военного, чем ладанка с именем матери?
Сломав воск, Годелот развернул свиток. Внутри, тщательно завернутый в библейскую страницу, лежал простой лист бумаги, исписанный четким размашистым почерком. Строчки по-прежнему пестрели кляксами, там и сям набегали друг на друга, но шельмец явно поднаторел в искусстве владения пером. Даже начал иногда пользоваться запятыми, хотя раньше только кривился, слыша о них. Письмо же гласило: