Бес в серебряной ловушке

– Это подсобный двор, примыкающий к церковному саду, – пояснила мать Доротея, – здесь никто не помешает вам.

«Зато наверняка сюда выходит не менее двух десятков окон, и с нас смогут не спускать глаз», – добавил про себя Пеппо.

А навстречу уже похрустывали мелкими камешками шаги. Беглый взгляд скользнул по лицу Пеппо и мышью юркнул в сторону.

– Паолина, – настоятельница выпустила руку тетивщика, – тебе доверена большая ответственность. Быть глазами чужого тела – нелегкий труд, но быть глазами чужой души – это честь, и выпадает она немногим. Не обмани моего доверия, дитя. Не спеши, лучше прочти строку трижды, но правильно. Дай время и себе, и Джузеппе вдуматься в прочитанное. Не робейте обсуждать спорные моменты и не бойтесь быть неправыми. Писание – пища для ума, а не набор непреложных догм. Любая из сестер охотно поможет советом. Господь вам в помощь.

С этими словами настоятельница развернулась и неспешно, не оборачиваясь, пошла обратно к арке.

Оставшись наедине, тетивщик и послушница с минуту молчали. Последний их разговор окончился на напряженной ноте, и сейчас Пеппо был уверен, что Паолина совсем не рада его новому визиту, от которого даже не может уклониться. Он мучительно искал какую-то правильную первую фразу, когда девушка сухо и деловито поторопила его:

– Не будем терять времени, Джузеппе. Прямо позади вас скамья, садитесь, мы начнем с молитвы. Вы знаете «Отче наш»?

– Эм… Да, мать научила. Правда, я давно его не припоминал…

Это прозвучало скомканно, но Паолина не позволила себе усмешки. Опустившись на прохладный камень скамьи, она расправила рясу и неторопливо начала молитву, делая паузы меж строк. Пеппо машинально повторял за послушницей знакомые слова, и его все больше мучили сомнения.

Он с блеском достиг своей цели – добился этой встречи, но теперь совершенно не знал, ни как себя вести, ни с чего начать разговор. Однако Паолина не ждала от него первого шага. Твердо проговорив: «Аминь», она обернулась к тетивщику, раскрывая на коленях толстый фолиант.

– Вот что, падуанец, – начала она, листая ветхие страницы, – сестра Инес говорит, ты пришел очистить душу. Пожалуй, самое время. И давай начнем с очищения ото лжи. Ты заручился поддержкой самой матери Доротеи, и я не могу ей перечить, но я вправе хотя бы знать, что тебе нужно. Только обойдемся без солнца, на которое не глядят, не прикрыв глаз. Если снова начнешь хитрить – я тут же оглохну, уткнусь в Евангелие и буду читать его по складам, пока ты не умрешь от скуки.

Хитрить Пеппо вовсе не собирался, но процитированная Паолиной фраза ужалила его смесью неловкости и досады.

– Сестра, неужели только за эти слова вы уже готовы меня ненавидеть? – проговорил он, не сумев отцедить из голоса обиженной ноты. – Я просто пытался быть галантным. – Юноша запнулся и досадливо поморщился: – Мне нужно было увлечь толпу, а вас там все знали и сразу заметили бы. Но я не умею нравиться людям и очень боялся, что вы мне откажете. Пришлось хоть как-то вас заинтересовать… Я знаю, это было неуклюже. Но неужели вы так обиделись на эту дурацкую выходку?

Он уже чувствовал, что окончательно запутался в своих жалких объяснениях и наверняка окончательно погубил себя в глазах сидящей рядом девушки. Но в ответ вдруг донеслась усмешка:

– Обиделась… – повторила Паолина как малознакомое, но занятное ругательство. – Знаешь, падуанец, те, кто на ярмарке у колодца стоят и только на танцующих глазеют, никогда не обижаются на приглашения, хоть с горшком на голове подойди.

– Пеппо.

– Что?

– Называйте меня Пеппо. «Падуанец» все же мало похоже на имя. А Джузеппе меня называл мой прежний хозяин, когда бывал люто на меня зол.

Паолина осеклась, машинально отодвигаясь и вдруг понимая, что ее последняя тирада прозвучала с почти вызывающей откровенностью.

– Вы так и не сказали, что вам нужно… – сухо пробормотала она. – Время идет.

Опять «вы». Да что он такого ляпнул? Отчаявшись и уже начиная злиться, тетивщик отбросил колебания и напрямик спросил:

– Вы здесь из-за меня?

Паолина помолчала, с тихим шорохом водя пальцем по странице, – она помнила о десятках глаз, что могли сейчас наблюдать за их беседой.

– При чем тут вы?

– Вы предупредили меня об опасности. Я тогда отмахнулся, но вы оказались правы. А теперь вы здесь. Я знаю, в монастырь все приходят разными дорогами. Но, будь вы здесь по собственной воле, вы иначе отнеслись бы к новой встрече со мной. Вы могли бы меня вовсе не вспомнить, могли равнодушно поздороваться, а могли бы даже обрадоваться мне. Но вы меня боитесь, не отрицайте. Значит, я чем-то навредил вам.

Последовала долгая пауза, а затем прерывистый вздох. И Пеппо понял, что ответ он только что получил.

– Перекреститесь, – шепнула Паолина, – на нас смотрят.

Осеняя себя крестом, она снова склонилась над книгой и негромко заговорила, то и дело запинаясь, будто через силу заставляя себя отвечать:

– Джу… Пеппо, за прошедший месяц я многому научилась. И один из главных усвоенных мной уроков – нет зла хуже, чем длинный язык.