Бесчувственные. Игры разума (СИ)

Снова безликий напарник с яркими знаками «Киберлайф», снова лейтенант, что брызжет мне в лицо ядом. Она (я) вспоминает боль в бедре от сквозной пули, слышит недовольный ор Гэвина Рида, доносящийся из стеклянного кабинета капитана. В ухе доносится гудок и приветливый голос молодой женщины, после чего собственный вторит:

Тысяча-триста-девять

Всего три слова, и череда событий резко сменяется. Города заменяются другими, солнце пролетает над ней (мной), как будто бы кому-то наскучило это кино, и он пытается промотать. Она (я) вспоминает холодные голоса коллег-убийц, таких же взращенных и таких же покорных. Лица заказчиков сменяют друг друга. Арабские шейхи, великобританская королевская семья и швейцарский шпиц ее величества принцессы Меган, японские якудза со жгучим саке. Нахальная женщина-заказчик, возжелавшая полного подчинения солдата и потому получившая фингал после несостоявшегося поцелуя. В воздухе звучит голос Эмильды Рейн, отправляющей Анну (Энтони) на новый заказ. Мичиган. Детройт. Полицейский департамент.

Она (я) опять слышит приглушенный, но разборчивый голос андроида, что укорял ее (меня) из-за пристреленного девианта. Чувствует жар горящего бака в темных стенах заброшенного здания, в воздухе стоит запах тириума и пороха, за спиной что-то шуршит. Блестящее лезвие грозится снести голову напарнику в любой момент, но она (я) не может разглядеть его лицо. Оно как будто размыто, как будто кто-то не дает рассмотреть глаза и иные очертания, замыливая картинку. Она (я) чувствует боль в правом плече, адреналин в крови от одного только взора на чернокожих андроидов-операторов, и тепло… тепло мужских пальцев, перекрывающее любые дискомфортные ощущения. Перед глазами бликуют вспышки света, снова приветливый женский голос и требование идентифицировать себя, снова бешеная скачка сердечного цикла от излишне близкого положения напарника в сером пиджаке. В реальности я задыхаюсь от скорби и тоски, но в сознании она задыхается от жгучей боли и прекрасной близости рядом стоящего андроида, что пытается помочь встать со стола. Она любила тебя так сильно, кем бы ты ни был. Как я люблю своего недосягаемого детектива, хоть у меня на то и не было причин.

Крик лейтенанта, речной запах и громкий выстрел. По лицу сидящего рядом мальчишки с простреленной ногой струились слезы, шум двигателя урчал похлеще, чем мотор кадиллака Камски. Здесь она (я) чувствовала отчуждение, вину, хоть по идее и не должна ничего чувствовать.

Накапливающиеся слезы на глазах, холод ночного ветра, дурманящий аромат вина во рту. Чей-то голос, что едва не заставил глотку отправиться не в том направлении, из-за чего легкие поспешили откашлять влагу. Очередной язвительный голос Гэвина Рида, от которого тянет запахом алкоголя, обещание засунуть бутылку в задницу и револьвер в глотку. Тепло нагретого красного атласа, звуки щемящей душу мелодии. Его рука, протянутая в приглашении потанцевать. Господи, как она (я) хотела сказать «Да»! Как сильно желали руки обхватить мужскую талию и прочувствовать жар под плотным пиджаком, как хотела кожа ощутить на себе прикосновения его пальцев, почувствовать структуру волос! Ее (меня) кидает в дрожь от одного только представления в виде двух раскачивающихся в такт музыке прижимающихся друг к другу тел, и я сейчас, стоя напротив зеркала и глядя в свои черные зрачки, покрываюсь мурашками. Как много чувств в ней (во мне), как много запрещенных подразделением эмоций. Как много просачивающихся наружу слез, обжигающих слизистую глаз на холодном ветру. Как много горечи во рту перед двумя сидящими за столом существами.

Холодная улица, усеянная снегом. Машина мчит по дорогам за черту города, неся их (нас) в сторону несуразного темного здания. Лицо андроида все так же не видно, но она (я) знает – он больше не предложит руку ни в знак приглашения, ни в знак помощи. Он, как и она (я) старательно избавляется от ошибок в «системах», уже жалеет о порывистом решении предложить станцевать. Анна (Энтони) в поисках успокоения цепляется за нечто длинное за спиной, закрывает глаза и подставляет лицо снежинкам. Ярость бушует внутри от одного только упоминания имени, и смех лейтенанта Андерсона звучит словно унизительная насмешка сверху. Солдат и андроид укоризненно смотрят на старика, стирающего смешливую слезу с глаз, после чего напарники удаляются в сторону резиденции. Она (я) помнит, как делает шаг на оставленный андроидом снег, как борется с сонно-потягивающимся чувственным человеком внутри, как крадется в сторону двери. Теплые помещения с высокими стенами принимают ее (меня) плеском воды и желтым диодом на виске андроида-напарника. Рука с пистолетом не дрожит, но Анна (Энтони) мысленно умоляет его не делать выстрел. Пистолет исчезает. В душу впиваются серые затуманенные глаза мужчины.