Беседы

Другой риск состоит в том, что производительность труда у нас значительно отстает от желаемого уровня, поэтому задача, поставленная Путиным, абсолютно своевременна. Только вот люди не хотят работать больше, и это нежелание напрямую связано с их представлениями о том, что им нужно, о планке требований. В качестве примера возьмем жилье. Казалось бы, это проблема номер один! Мы провели опрос, и оказалось, что больше половины опрошенных по всей стране удовлетворены своим жильем. Хотя это жилье с точки зрения современных стандартов не выдерживает никакой критики.

А респонденты удовлетворены!

— Не сказываются ли здесь какие-то религиозные мотивы, например, склонность к самоограничению?

— Сегодня я бы не назвал Россию по-настоящему религиозной страной. Даже и обряды религии соблюдает абсолютное меньшинство. Россияне могут декларировать свою причастность к православию, но на деле не склонны следовать даже десяти заповедям. Есть масса примеров столкновения религиозной доктрины и массовых настроений. Например, Церковь против гражданских браков, а люди — за. Поэтому я бы не переоценивал роль религиозных традиций. Паровой каток коммунизма прошелся по нашей стране очень основательно, за ним осталась по преимуществу выжженная земля, на которой мало что способно уродиться.

— А как Вы оцениваете всевозможные «оранжевые» риски?

— «Оранжевых» рисков нет, потому что в России все революции начинаются сверху. Если бы российская республиканская элита в 1991 г. не инициировала роспуск СССР, то и страна бы не распалась. Шанс у «оранжевых» был бы только в том случае, если бы какая-то мощная фракция элиты сделала ставку на этот сценарий.

— А почему же Медведев три года назад говорил об угрозе распада РФ?

— Это был конец 2004 — начало 2005 г., время очень тяжелое для нашей элиты. Именно тогда мы потерпели ряд очень чувствительных поражений. Во-первых, в сентябре 2004 г. был Беслан. Затем — сделали большие ставки на Украине, но получили Ющенко с Тимошенко. В-третьих, именно тогда резко скакнула инфляция и поползли вниз показатели социального самочувствия. В-четвертых, власть решила проводить монетизацию льгот и не подготовилась к резко отрицательной реакции населения. Т. е. наложился ряд крупных проблем, причем в разных сферах, и они резко усилили страхи и неуверенность элиты. Кстати, одним из способов преодоления этих страхов стал разворот государства лицом к социальной сфере. Нацпроекты ведь стартовали в сентябре 2005 г. Это был в том числе и ответ на «оранжевый» сценарий.

— Есть ли сегодня риск распада России? Согласно опросам ВЦИОМ, порядка 17 % отвечают на этот вопрос утвердительно и 60 % отрицают подобную возможность.

— И в 2004 г., по мнению россиян, риск распада был невелик. Но элита должна всегда точно чувствовать и смотреть дальше, а иначе что это за элита? У нее больше информации, больше ресурсов, а следовательно, должно быть больше ответственности. Если мы не будем каждый день помнить о риске распада, то он вполне может реализоваться. Конечно, такой риск распада сохраняется, но не в силу сильных сепаратистских настроений, как это было в 1990-е гг. Он скорее приобрел экономический характер. Например, жители Дальнего Востока страшно боятся, что их территория превратится в японскую или китайскую колонию, но, с другой стороны, они настолько слабо связаны экономически с Россией, что вынуждены развивать отношения с соседними странами. Как они будут существовать без дешевого японского импорта и без экспорта морепродуктов в Японию? Как сельское хозяйство Дальнего Востока обойдется без китайских работников? С другой стороны, все мы знаем о целой серии амбициозных проектов, и прежде всего инфраструктурных, которые Россия пытается там реализовать. Это и нефтепроводы, и железные дороги, и уголь Тувы, и нефть Ванкора и Сахалина. Если они не останутся на бумаге, то в ближайшие 4–5 лет шансы на усиление интеграционных процессов существенно повысятся.

— А Вы можете оценить, скажем, стратегические моменты в мышлении элиты? Для чего ей нужны были нацпроекты? Только ли для того, чтобы пригасить социальное недовольство, или есть какая-то более значимая и далеко идущая цель?