Беседы палача и сильги

— Но его можно понять! — звенящий голос сильги, чья голова и плечи показались над разделяющей двор стеной, попрал все традиции и заставил нас повернуться — Если поработивший ее кхтун был молод и неумел и, добившись власти над ее телом и поступками, не сумел сдержать себя, не был осторожен, то он мог выдать себя присущей им темной скверностью. Издевательство над животными… игры с огнем… причинение себе боли иглами, огнем, порезами или щипками. Выдирание волос. Странные пляски, сбрасывание одежды, беспричинные и пугающе ликующие вопли, нападение на других детей и даже взрослых. Смакование своей крови… внезапная тяга к хмельному — часты случаи, когда одержимые темным духом дети выпивали до кувшина крепкого вина и умирали… а иногда одержимые дети погибают от обжорства обычной едой, хотя чаще всего их просто выворачивает, а затем они опять принимаются уписывать медовые коржи и куски жареного мяса…

— Но зачем? — я удивленно моргнул — Это ведь…

— Глупо? Ужасно? — усмехнулась сильга и сердито шикнула на пытающуюся утянуть ее вниз женщину в темном — Не сейчас, добрая Сальчара!

Вот я и узнал имя второй жены старого Часира…

— И нет. Это не глупо — покачала головой Анутта — Это телесное ликование. Мы то привыкли ко всем чудесным ощущениям, что дарят нам собственные тела. Дующий в лицо теплый ласковый ветер, ощущение крепости мышц, возможность прыгать и кувыркаться, наслаждаться вкусной пищей, хмельным вином, просто бежать до тех пор, пока грудь и ноги не обожжет огнем… Представь, что ты долгие годы просидел в темном и холодном каменном мешке… и тут вдруг тебя выпускают на свободу — твори что хочешь.

— Понимаю… — медленно кивнул я.

— А еще у них пропадает боль — добавила сильга — Там самая вечная боль, что бесконечно терзает их. Трудно не сойти на время с ума от столь щедрых даров судьбы…

— Да уж…

— А еще… — начав, сильга не закончила и глянув на Часира, пожала плечами — Ну…

— Не щади меня, добрая госпожа — хрипло попросил стоящий посреди двора Часир — Говори, как есть.

Заглянув ему в лицо, девушка медленно кивнула и продолжила:

— Многие кхтуны особо мерзкие… а некоторые еще и безумны. Быть может, вечные мучения крушат их разум. Крушат их инстинкты. В наших хрониках отмечены невероятные безумства. Самоубийственные безумства. И боюсь, что вашей семьей не повезло особо сильно… Ведь если обычно послушный и благоразумный ребенок начинать вести себя отвратительно, родители винят во всем свой недосмотр, списывают все на недостатки воспитания, плохое влияние сверстников и на взросление… Со временем мол пройдет. Кто в детстве не чудил? Поймай кто своего семилетнего ребенка за распиванием хмельного… что сделает? Ответ прост — накажет. Выпорет ремнем, лишит игрушек, начнет беседовать… и эта родительская строгость играет на руку кхтуну. Позволяет ему прийти в себя, помогает унять свои порывы и начать вести жизнь послушного милого дитятки… Это знаем не только мы, но и сестры Лоссы. Посему они всегда повторяют — если ваше дитя непослушно и свершает что непотребное — ведите к нам, мы вразумим.

— А на самом деле они… — поняв, произнес я.

— О да — улыбнулась сильга — Одержимый кхтуном не осмелится войти в храм Светлой Лоссы, где столь мозаичных окон и где звенят проклятые колокольчики…

— И как часто так ловят детей, что…

Анутта покачала головой:

— Это великая редкость. Ведь кхтуны не хотят терять приобретенное. Поняв, куда их ведут, разбушевавшиеся отродья быстро приходят в себя и начинают вести себя как положено. Виснут на руках тащащих их к храму родителей и в голос рыдают: «Прости, мамочка, я больше так не буду! Я боюсь злых сестер! Я буду тебя слушаться! Буду хорошим! Буду слушаться!». Какая мать устоит, видя искривленную ужасом и залитую слезами любимую мордашку чада? Скажет еще пару строгих слов и пойдет обратно, не дойдя до храма нескольких шагов. Да еще и купит злой твари сладкую ватрушку с вареньем… Вот только так бывает если в душе ребенка засел кхтун умный и злой, что способен взять себя в руки. И если выпитое вино не слишком развязало язык. Ведь пьяные порой страшны в своей откровенности… Теперь представьте, что будет, когда отец вернется домой и застанет там погром, мертвых и разорванных на куски домашних питомцев, разбросанные святыни, а посреди этого приплясывающего пьяного ребенка с окровавленными руками… И ребенок вдруг начинает говорить совсем не своим голосом… и говорить такие страшные вещи, о коих дети и знать то не могут по причине своего малолетства…

— Отец решит, что это не его дочь… — ответил я — И решит справедливо… Ведь кхтун может говорить о чем угодно…

— О давным-давно минувших войнах, о кровопролитной резне… может начать проклинать тебя на древнем языке или же начнет чертить на стенах руны темной волшбы… Одним словом дитя творит то, что обычному ребенку не сотворить, ибо он этого и знать не может.

Качнувшись, ухватившись за ветвь старого дерева, отчего на землю упало пару плодов, Часир хрипло сказал: