Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

Ю. К.: А Маша когда родилась?

М. Н.: А Маша родилась в 63-м году.

Ю. К.: А окончила ты в 65-м?

М. Н.: Нет, я окончила в 67-м или 68-м. Я же еще помирала. И мне

всегда все смертельно доставалось, Маша тоже так. Но надо сказать, что

я никогда над этим не думала, больше того, я всегда говорю: моя Маша

этого стоит. И я бы с ума сошла, если бы это было в другой стране, я бы

хотела  говорить  только  на  этом  языке,  и  слышать  только  этот  язык,  и

360

больше никакой! И, вообще, меня совершенно устраивают мои родители,

меня устраивает Урал, я обожаю Крым, мне не надо другого ребенка! Все

это как я говорю, какой разговор. Если бы можно было больше, заплатила

бы больше.

Больше того, все, что я любила, я и сейчас люблю. Вот я Лермонто-

ва полюбила в 5 лет, я его и до сих пор люблю. Это – большое счастье,

это очень большое благо. И еще одно, я так полагаю, поскольку мне был

предложен такой вариант жизни, – Бог не фраер, это точно. Я могла 3 дня

не спать и этого просто не замечать. А личный мой рекорд – 7 дней, но это

ужасно, это уже полное помутнение рассудка. А ночь – так это запросто.

А поскольку я работала не на одной работе, а на трех-четырех. Бывало

так, я приходила с работы, умывалась и уходила в библиотеку.

Ю. К.: А в библиотеке с какого года?

М. Н.: Когда этот институт коммунального хозяйства, где я работа-

ла, переехал, я тогда в библиотеке работала уже. Он переехал на Вторчер-

мет, и это было слишком далеко от моего дома, где все уже лежали тяжело

больные.

Ю. К.: И ты пошла в Областную детскую больницу.

М. Н.: Это, наверное, был уже год 70-й.

Ю. К.: Библиографом, да?

М. Н.: Да, и я там проработала лет 20.

Ю. К.: До 90-х.

М. Н.: Да. Там у всех были хорошие отношения. Но иной раз, при-

дешь с работы, папа лежит, но вы можете себе представить, лежит чело-

век и до него не доходит: головы-то у него нет. Он просто однажды как-то

схватил табурет и на мать замахнулся, и голову ей разбил. Вот я прихожу

домой, и мама моя, которая уже ничего не видит, держит Машу на ручках

и рассказывает. Я поступала позже так: я все с себя снимала, потому что

себя отмыть быстрее, чем все стирать. И с тряпками, с ведрами, потому

что все было… Но у меня нет слов сказать. Это жуть: это сплошная мой-

ка, стирка. А потом было, когда они уже не ходили.

Ю. К.: А отец родился в каком году?

М. Н.: Отец родился в году 92-м.

Ю. К.: А умер?

М. Н.: В 76-м.

Ю. К.: А бабушка?

М. Н.: А бабушка прожила 94 года, она на 13 лет отца старше. Так-

то она моя тетя, но, вообще-то, она моя бабушка. За мной насыщенность

биографическая совершенно немыслимая. Моя бабушка была очень ум-

ный человек, и дедушка был очень умный человек – совершенно потряса-

361

юще образован. Это, когда я читаю, допустим, Грибоедова – английский,

немецкий, французский, итальянский, арабский, – это не много. Немец-

кий, английский – это считалось нормально. Тогда было так принято, то

есть никто даже не удивлялся. То есть люди, которые кончали, допустим,

Петербургский университет, они были образованы так. Отцу моему это

очень было надо, он сам всего этого очень хотел. Но в семье у него было

так: все его братья предыдущие умерли, и его мать просто вымолила его

у Бога. Баба Саша пошла, как это было принято, пешком на деньги, за-

работанные  собственными  руками,  в  Киево-Печерскую  лавру.  Их  мать

тогда обезножила. И она уходит с учебы, и Петеньку они выучили. Был

у него брат двоюродный, кто-то сказал, что сиротой остался, что какие-то

дяденьки, тетеньки его пристроили на маслобойку работать.

И вот тогда – бабку-то я свою совсем не видела: рано умерла. И вот

она: «Посадите меня в кресло». Не приехала к тем выяснять отношения,

она приехала на маслобойку и увезла его. Те еще устои были. Самое глав-

ное – ребенок, все остальное – ценности – не ценности. Такой северный

эпос.А у мамы все наоборот: такие безумные страсти. Но, с другой сторо-

ны, тоже немыслимая судьба. 29 октября 1924 года в 17 часов 25 минут –

вот  когда  кончилась  монархическая  Россия.  Это  когда  спустили  флаг

с Императорской Черноморской эскадры, потому что, пока эскадра стоит

под флагом, значит, территории государств держали. И у меня часы такие

были под старину, и я смотрю, и эти часы остановились на 17.25. После

того, как здесь все кончилось, гражданская война, большевики победили

и так далее, императорская эскадра еще стояла под государственным фла-

гом, и стало быть, Россия еще держалась.

Ю. К.: В журнал «Урал» ты пришла в 89–90-м.

М. Н.: В журнал «Урал», нет – перед этим я еще работала в «Науке

Урала», куда забрал меня Геннадий Андреевич Месяц – и, в общем-то,

правильно сделал, из библиотеки меня как раз в это самое время, когда

меня избили в собственном подъезде, и врачи-то Маше сказали так: «На-

дежды мало, но, может быть, и к лучшему, потому что, если она останет-

ся жива, то это будет полный паралич и полный идиотизм». И когда они

за мной приехали в больницу, и говорят: «Ну что, умерла?» – «Почему это

умерла? Вон она стоит». Но это вообще был ужас, потому что меня уво-