Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

зят в больницу, Маша остается с Гришей, а на Машу смерть напала, ужас!

Гришу на руках категорически нельзя держать, потому что ей такую тя-

жесть держать нельзя. Маша просто погибает. И меня полумертвую увез-

ли, и такие вещи ей сказали. Но Машин оптимизм победить невозможно,

Маша моя просто кремень в этом отношении, а Гришин папа путешеству-

362

ет с «Наутилиусом Пампилиусом» по стране. И тут явился спасителем

Леня Ваксман, который заселился и за Гришей стал смотреть, кормить,

поить, мыть. Я всегда говорю: «Леня, все мое – твое». Григорий два раза

жил у Саши в Калифорнии, я говорю: «Ну что, Гриша, и на следующий

год в Калифорнию поедешь?» На что Гриша, совершенно серьезно отве-

чает: «Нет, Майя, жить можно только в России». Я говорю: «Вот видишь,

как хорошо пожить в Америке, чтобы понять, что жить лучше в России».

Уровень  европейских  несвобод  для  меня  непереносим.  Я  не  могу

понять, почему я должна есть в это время, а не в другое – вот уровень

такой несвободы мне не понятен совершенно. Я в это время есть не хочу.

Или так: в это время по улицам уже не гуляют. То есть как не гуляют?!

Моему российскому сознанию это совершенно не понятно. Потому что

по нашему российскому сознанию я гуляю, где хочу, сколько хочу, с кем

хочу, потому что это мое личное дело. Там масса вещей совершенно для

меня не понятных. Многие нравы европейские стали для меня относи-

тельными после того, как я посмотрела на них лично. Скажем, уровень

их, так называемой культурности – это очень относительные ценности.

В Лувре народ есть всегда, но вы не думайте, что все так любят красоту –

это иностранцы. Придите в прекрасные дивные музеи, скажем, в музей

ремесел – товарищи, там нет никого! К тому же их постоянная расчетли-

вость: выгодно-невыгодно. Я в свое время получала абсолютные гроши,

я не знаю, что для меня выгодно и что для меня не выгодно. Ибо бабка

моя всегда говорила так: вот если ты мучаешься, что купить – кольцо или

сапоги – конечно, кольцо! Потому что, если ты будешь носить кольцо,

ноги уже не замерзнут. И я считаю, что это совершенно правильно. Вот

я так всегда всю жизнь и покупала.

Ю. К.: В «Науке Урала» ты, получается, сколько лет отработала?

М. Н.: В «Науке Урала» 5 лет. Там была хорошая работа – Аркаим,

это действительно очень интересно. К тому же подо мной были все эти

гуманитарные  науки.  Были  интересные  события.  Исторически  очень

насыщенные  времена,  все  эти  археологические  конференции  –  я  везде

была. А потом с участием Геннадия Андреевича события, конечно, очень

изменились. Геннадий Андреевич, конечно, человек очень широкомысля-

щий, таких людей очень мало.

А  поскольку  Валентин  Петрович  Лукьянин  зазвал  меня  в  «Урал»,

я ему сказала: «Валентин Петрович, вот вам телефон Геннадия Андрее-

вича, звоните ему. И я поступлю так, как скажет Геннадий Андреевич».

А Геннадий Анд реевич, как человек умный, сказал: «Я прекрасно пони-

маю, что для вас художественная литература гораздо ближе, чем журна-

листика».

363

Ю. К.: В 90-м году ты перешла в «Урал».

М. Н.: Да. Мне уже было 50 лет, когда я работала всего лишь на од-

ной работе. Всю жизнь я работала на трех, на четырех. Притом этих ре-

цензий – Боже, ты мой! – я не знаю: тысячи.

Ю. К.: Это ты открыла литературную страницу там?

М. Н.: Да. Надо сказать, что и газета в то время была интересная и

хорошая. И, кстати, газета научная гораздо лучше, чем общественно-по-

литическая, ибо над ней никаких, я не говорю гнета, правил нет. И у нас

там достаточно симпатичные люди собрались: каждый занимался своим

делом. Там интересные события мне достались – это была неплохая ра-

бота. И это была первая единственная. И, когда я приходила домой (семья

моя была Маша и Гриша), обычно я выкладывала на стол другую работу,

а  тут  я  в  первые  дни  вообще  не  знала  что  делать.  Потому  что  работа-

ла я так: когда в детской библиотеке, у меня не было ни одной субботы,

ни одного воскресенья. Я приходила на работу на час раньше и уходила

на час позже. Потом я в субботу-воскресенье дублировала свой каталог,

который делала для детской библиотеки. То есть у меня никаких суббот-

воскресений  не  было.  А  что  касается  ночей,  то  я  же  без  конца  писала

рецензии. Я с ними ходила без конца. Я садилась в самолет, открывала

папку и начинала углубленно их писать. Вот такая была моя жизнь.

Е. Д.: А когда Вы в первый раз побывали в Севастополе?

М. Н.: Это был 1957 год. Потом я в Севастополе бывала каждый год

и даже не по разу. И поэтому жизнь моя всегда была тут и там, тут и там.

Ну что ж, русский человек, он безбашенный придурок! Тогда в СССР би-

леты – слава Богу – были подъемные, это сейчас неподъемные.

Ю. К.: А из «Урала» ты уже ушла…

М. Н.: А  из  «Урала»…  Я,  еще  работая  в  «Урале»,  уже  работала

в школе частично. Но в «Урале» уже, надо сказать, были такие времена…

Если честно говорить, то там сидели до конца я и Николай Мережников.

Но, с другой стороны, можно понять. Я никого – избави Бог – не сужу.

Зарплат не давали, гонораров не давали, журнал выходил не каждый ме-