Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

одновременно в себя и туда, куда глядеть нельзя) пугает. Не отталкива-

ет, а притягивает и пугает, затягивает в озноб: помню этот взгляд Майи

368

Никулиной  в  день  похорон  ее  матери;  в  церкви,  где  отпевали  Алексея

Решетова; или ночью, в ее доме, полном страждущих родных, в минуту

погружения в себя, в мысли свои, в стихи, едва слышимые, в темноту,

во тьму судьбы, в этот слепящий мрак, убивающий любого, но не Майю

Никулину. Майя Никулина – сильный человек. Женщина многожильная.

Женщина тонкая, нежная. Хрупкая (но душевно и телесно очень крепкая,

физически просто сильная – ей к тяжестям и тяготам не привыкать: она

выхаживала, вырывала из смерти отца, мать, дочь; сегодня борется за здо-

ровье и жизнь внука), субтильная (тонкая кость, «дворянская косточка»),

стройная, гибкая, – она как сама жизнь источает окрест то безвидное ве-

щество, которое укрепляет воздух. С Майей поговорить – сил набраться.

С Майей помолчать – жизни набраться. С Майей побыть рядом – судьбы

изведать. В Майе Никулиной сразу видна порода: ее ДНК – как память

дворянского рода – очевидна, ее поэтическая ДНК как память духа, души,

ума, разума и мудрости (а Майя с детства, с отрочества мудра: дитя войны

и поэзии) явлена во всем: в голосе, низком, сильном, грудном – оперная

певица позавидует; во взоре всепроникающем; в устремленности всего

тела  ее  вперед  и  вверх,  в  осанке  и  стати  древнеегипетской-древнегре-

ческой богини и царицы (есть замечательный скульптурный портрет ее

головы – как есть Нефертити); в ее красивых, сильных руках, умеющих

делать все; в ее стройных стремительных ногах, в походке, ровной и бегу-

щей – не угнаться; в ее красивом лице, одновременно по-женски милом,

нежном и по-царски строгом и определенном.

Судьбу не пытаю. Любви не прошу.

Уже до всего допросилась.

Легко свое бедное тело ношу –

До чистой души обносилась.

До кухонной голой беды дожила.

Тугое поющее горло

Огнем опалила, тоской извела,

До чистого голоса стерла.

Если у судьбы есть голос, то это стихотворение произнесено судь-

бой. Стихи потрясающие, удивляющие прямоговорением и силой произ-

несения приговора себе, жизни, судьбе, смерти, любви, времени и душе.

И если А. Решетов в своих автометафорических стихах, или в автоиден-

тификациях, честный и покорный судьбе и жизни констататор, то Майя

Никулина  –  беспощадный  к  себе  и  року  преодолеватель  судьбы.  Это

стихотворение – о поэте и о поэзии. Без условных красот, тонкостей и

ритуальных пафосных фигур. Здесь – портрет судьбы (поэта) и автопор-

369

трет (человека, женщины) соединяются в новую сущность – не-портрета,

не-изображения, – но в голую страшно натянутую и натяженную голо-

грамму правды. Правды жизненной, роковой, – страшной и светлой одно-

временно:  здесь  то  самое  острие  света,  расщепляемое  острием  боли  и

силы поэта, прокаленного, расплавленного и вновь кристаллизованного

в  космической  стуже  того,  что  мы  привыкли  называть  подлинностью.

Здесь, в этом стихотворении, поэт есть царь, Майя Никулина – царица,

и это взгляд не раба и не героя, это взор победителя, властного над всем

(темным, трудным, смертельно опасным) и могущественного, могущего

все. Есть фотография: Майя Никулина сидит в помещении, одна, на фоне

светлого  окна,  рядом  с  батареей  парового  отопления,  где-то  в  Нижнем

Тагиле, куда часто ездила (и ездит) по приглашению тех, кто живет по-

эзией. На фотоснимке она – одинока. Но это одиночество поэта и царицы,

припоминающей гекзаметры Гомера. Люблю этот снимок, и поэтому, ви-

димо, появились у меня такие стихи:

М. Никулиной

Мужских очей объятье

С тобой – в тоске квадрата:

Минутное распятье,

Прикус чужого взгляда.

Не проиграть в молчанку

Тебя с тобой в обнимку –

Внучатую гречанку –

Косому фотоснимку.

На фоне парового

В Тагиле отопленья,

Где только ты и слово

В порыве говоренья.

Где вечно полвторого –

Зима, разлука – время.

Когда целуют слово

И в родничок, и в темя, –

Озябшую царицу

На весь обратный путь

В рогожу роговицы

Пытаясь завернуть.

Майя Никулина – человек мудрый. Эпитет «умный» здесь явно сла-

боват, дрябловат и неточен. Майя Никулина, естественно, умна и образо-

370

ванна: во многих сферах и областях науки (геология, кристаллография,

философия, филология, история, культурология, креведение и т. д.) она

эрудит. Но в сфере поэзии и литературы Майя Петровна мудра. Поэтиче-

ская мысль – явление шарообразное, порождаемое музыкой и языком и

одновременно обтекаемое в них, бинтуемое ими. Это уже не мысль как

результат мышления, а само мышление в чистом виде – собственно про-

цесс поэтического, а значит душевного, духовного мышления.

Я так долго со смертью жила,

Что бояться ее перестала –

Собирала семью у стола,

Ей, проклятой, кусок подавала.

Я таких смельчаков и юнцов

Уступила ей, суке постылой.

Наклонялась над ветхим лицом,

И она мне дышала в затылок.

Что ей мой запоздалый птенец,

Вдовья радость, цыганские перья?..

А она караулит за дверью…

– Уступи мне его наконец.

Ну сильна ты, да все не щедра,

Я добрее тебя и моложе…

И она мне сказала:

– Сестра,

Посмотри, как мы стали похожи…

Вот  –  процесс  порождения  поэтической  мысли,  когда  повествова-