Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

тельность исповеди, закручиваясь сначала в спираль, затем в пружину и,

наконец, затягиваясь в узел, – вдруг мгновенно взрывается – без раскрутки

в обратную сторону, без ослабления и распускания узла, и – без его разру-

бания (гордиев узел!), – вся энергия, стянутая в узел, взрывается – и осво-

бождает невероятной глубины и высоты апокалиптические и одновремен-

но  катарсические  смыслы,  чреватые  прозрением  и  всевиденьем:  сестра

смерть и дочерь жизнь! И поэт – любовь. И все родные, и все непреодо-

лимо смертельные, и все неотвратимо бессмертны. И частное страдание –

божественно, всеобще и всеобъемлюще: оно уже обо всех и для всех; оно

и есть жизнь! И поэт добрее всего и моложе. Моложе мира. Поэт здесь –

весь из досотворения мира. Поэзия Майи Никулиной обладает уникаль-

ным качеством: если проза и поэзия Бунина исцеляет от недугов (в пря-

мом смысле и в прямой функции словесности), а поэзия Мандельштама

отвращает от смерти, то стихи Никулиной наполняют жизнью. Не новой,

371

не освещенной, не переосмысленной, а жизнью как таковой. Майя Нику-

лина как поэт – не небожитель. В ее стихах происходит чудо сращения,

синтеза (без какой-либо доли атомарности) человека и поэта. Никулина –

поэт с человеческим голосом. Не с голосом толпы (Маяковский, Евтушен-

ко), не с голосом современного человека (Бродский, Гандельсман и весь

постмодернизм), не с голосом раба и сервилиста  (см. голос толпы) и не

с голосом, искаженным нарочно до фальцета или баса петушиного  (см. то 

же самое). Голос поэта Никулиной вообще человечен, это голос свой, пер-

воприродный, природный, как у Пушкина, Блока и Мандельштама. В нем

нет сарказма и горечи Г. Иванова, Ходасевича. В нем нет всеобщей, милой

для всех иронии (типичной для XXI века). Поэтический талант Майи Ни-

кулиной – это дар пушкинского рода и ряда: в силу подлинности поэтиче-

ского высказывания каждое ее стихотворение – это духовный поступок (не

языковой, как у авангардистов и эксперименталистов, не культурный, как

у эстетов – кстати, Майю Петровну в советские времена ругали эстетом и

сравнивали с Тарковским; думаю, уверен, знаю, что это абсолютно не так:

Майя Никулина, скорее, этик и «нравственник», а Тарковский – просто и

безусловно крупный поэт – не стилистический, как у постмодернистов).

Каждое стихотворение Майи Петровны (как и у Пушкина, Блока, Ман-

дельштама, Ахматовой и Заболоцкого) – это материальный и ментальный

знак духовного роста, когда ты видишь не перемены, произошедшие в ав-

торе текста, а – его полное перерождение и обновление (слово – гибель –

воскрешение – слово).

Зимний воздух. Йодистый, аптечный

Запах моря. Катерный маршрут.

На задах шашлычных-чебуречных

Злые чайки ящики клюют.

Это тоже юг. И, может статься,

Он еще вернее оттого,

Что глаза не в силах обольщаться

Праздничными светами его.

Только самым голым, самым белым,

Самым синим и еще синей

Страшно полыхает за пределом

Бедной географии твоей.

От пустой автобусной стоянки

До пустого неба и воды

Длятся невозможные изнанки

Сбывшейся несбыточной мечты.

372

И, вдыхая воздух отбеленный,

Попирая первобытный мел,

Ты не знаешь, заново рожденный,

Точно ли ты этого хотел.

Талант Майи Петровны, ее гений, безусловно, имеет двойное проис-

хождение (земля и небо) и двойное притяжение (недра и бездна), двой-

ную гравитацию, которая создает небывалое натяжение души и напря-

жение поэтического текста: «самым голым, самым белым, самым синим

и еще синей» – вот словесное облачение такого натяжения и напряже-

ния. Земное и небесное (настоящее и будущее с прошлым), телесное и

душевное/духовное – вот вещество, из которого создан талант и гений

Майи Петровны. Здесь я не оговорился – «гений»: дело в том, что у Майи

Петровны  нет  ни  одного  «проходного»,  слабого  или  пустого  стихотво-

рения, нет ни одной такой строфы, строки, нет ни одного такого слова.

Как у Пушкина и Мандельштама (больше не знаю никого, у кого бы не

встречались стихотворные пустоты). Талант всегда неровен: у него есть

взлеты, падения, и «гладкие» участки заурядного стихоговорения (Блок,

Заболоцкий). Гений существует и осуществляется на такой высоте и глу-

бине, что неровности его полета или погружения скрадываются прямой

перспективой  или,  напротив,  укрупняются  до  прозрений  перспективой

обратной,  иконной.  Поэтический  звук  Майи  Никулиной  вертикален,  и

он движется одновременно вверх и вниз – до разрыва, который у гения

невозможен. Земное и небесное – вот содержательный столп ее стихов

(и опять – страшное натяжение души, без растяжек и надрывов). Любовь

к родной земле, истории, к людям и героям – вот ее эмотивная энергия.

Кровное родство с жизнью, смертью и любовью – вот ее душевная сила.

Мы прошли уже на ощупь

За своим поводырем

Через мостик, через площадь,

По дороге и потом

В переулок непроглядный,

В опрокинутый чердак,

В тесный, влажный, виноградный,

Темно-августовский мрак,

В треск цикад, в сухие звоны

Невесомого труда,

В жарко дышащее лоно,

В бесконечное туда,

373

Где у скомканных обочин,

У колодца, у реки

Молодой хозяин ночи

Ставит сети и силки,

Чтоб до самого рассвета,

В долгожданной темноте