Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров

на общего, молодежного и уголовного), – словом, все, что есть сегодня

в  стихах  постмодернистов,  иронистов  и  охальников  (Иртеньева,  Киби-

рова,  московской  стихотворческой  молодежи  и  покойного  Бродского,

норовившего оживить стихотворение лексикой «редкой», просторечной,

«народной» – «сочной», «актуальной», – вульгарной, то бишь пошлой).

Несовременный – значит, на все времена. Поэзия Майи Никулиной

в языковом отношении одновременно и экономна, и широка: преоблада-

ют опорные, базовые, ключевые слова, общеупотребительные, которые

обрастают именами (вот откуда название второй книги «Имена»); слово

Никулиной – это имя земли, имя души, имя неба, имя любви, имя смер-

ти, имя травы, имя моря, имя человека и зверя, имя корабля и дома, сада,

имена стихий, имя судьбы. Поэтическое имя Майи Никулиной – это знак

языка, речи, жизни, культуры и словесности, причем знак трехфункцио-

нальный: одновременно индексирующий (называющий и организующий

вокруг себя ряд имен), символический (образный, экспрессивный, кон-

нотативный) и иконический (запечатлевающий предмет навсегда). По-

этическое имя в стихах Майи Никулиной – это, что очень важно, знак

энергетический и светопорождающий. Поэтому смысл такого имени без-

мерен.

Темна душа. Но истина проста –

Сядь на траву, дыши ребенку в темя,

И свяжется разорванное время,

И вещи встанут на свои места.

426

И ты поймешь тоску оленьих глаз

И горечь осенеющей долины…

Но зрячий виноград так долго смотрит

В спину,

Что точно видит все вокруг и после нас.

Стихотворение  гениальное.  Шедевр.  И  одновременно  больше  и

меньше, чем шедевр: оно как сам воздух, земля и жизнь, оно нерукот-

ворно, оно естественно и природно. И если виноград долго смотрит тебе

в спину и видит все, что будет после тебя, то и длина двух последних

строк вытягивается душой и воздухом – до предела.

Душа, трава, ребенок, время, вещь, оленьи глаза (всего оленя из-за

очей  его  не  видно!),  горечь  осеннего  воздуха,  долина,  глаза  и  взгляд –

взор винограда – вот мир, вот вечность, в которых мы лишь преходящая,

но теплая, горячая, страстная и любящая часть.

Думаю,  что  главное  в  поэте,  в  его  таланте  –  интенция.  Интенция

душевная, рациональная, телесная, языковая, поэтическая, культурная –

предметная и онтологическая. Поэтическая интенция Майи Никулиной

созидательна. Майя преодолевает русскую всеобщую и проникновенную

неопределенность (плохой-хороший человек, добрый-злой, сильный-сла-

бый, красивый-ужасный и т. п.): интенционально она поглощает словом

и воспроизводит, творит мир не вширь (экзистенциальность), а вглубь и

ввысь. Это главное. И оно прочно закреплено в поэтике и в интонации

никулинской.

Обшарил и земли, и воды,

Лихую судьбу покорил,

Пришел – засмеялся у входа

И солнце собой заслонил.

Над маленькой ночью поднялся

И крикнул в ночное жилье:

– Я жизни когда-то боялся,

А ты не страшнее ее.

Ответить тебе не успела.

Ушла и оставила дверь

Открытой в иные пределы –

Иди, разбирайся теперь.

Вот отношение поэта с миром. Адресант – поэт. Адресат – некто

(друг, любовник, поэт). Другой вариант (более милый мне): поэт гово-

рит  с  собой  (как  Онегин  –  Ленский,  Печорин  –  Грушницкий).  Диалог

427

в монологе. Любое стихотворение Майи Никулиной многомерно в этом

отношении: диалог в монологе и наоборот, которые усиливаются стерео-

скопией символичности – индексированности – иконичности слова-име-

ни. Здесь главные имена таковы: земля, вода, судьба, солнце, ночь, жилье

(дом), жизнь, иные пределы (безмерность), действие (обшарил, покорил,

засмеялся, поднялся, крикнул; ответить, успеть, оставить, идти, разби-

раться). Крикнуть – вот главное; крикнуть себе (прежде всего) и миру:

Он  (Я)  идет  (иду)  к  тебе,  бескрайнему,  идет  (иду)  в  тебя,  в  твое  бес-

предельное.  (Когда  воспринимаю  это  стихотворение,  хочется  встать  и

идти,  разбираться.)  Побудительность,  императивность  изумительной

силы. Силы не разрушительной, но вновь созидающей новое (простите

за тавтологию).

Поэзия Майи Никулиной профетична. Все стихи Майи Никулиной

являются пророческими: кто знает прошлое и любит настоящее (и нена-

видит, и любит), тот видит будущее. Она и в жизни пророчица. И пророк.

Не буду это доказывать и иллюстрировать (есть случаи очень сложные и

серьезные), лишь вспомню нечто, связанное со мной (и незначительное,

но  показательное).  Я  защитил  кандидатскую,  когда  мне  было  36.  Все.

Я расслабился. Все. Хватит. Науки хватит. Сижу у Майи на кухне, бесе-

дуем. И вдруг Майя, остро взглянув на меня, промолвила так в никуда и

никому, в воздух: «Ты еще и доктором станешь…». И – стал. Странно.

Не хочется расставаться с пером и бумагой, с книгами Майи Нику-

линой, с ее образом – поэта, женщины, гражданина. Но пора. Позволю

себе закончить этот очерк-портрет самого дорогого для меня на земле че-

ловека  своим  небольшим  эссе-послесловием  к  книге  Майи  Никулиной

«Стихи» (2003). Кое-что в нем повторится, но это не беда, зато здесь, как

мне кажется, многое сказано без эмоций (но с отношением) и очень кон-

центрированно, кратко. Сделаю в этом очерке двойной, как у Вивальди,

финал. Итак…