Читаем Беседы с Оскаром Уайльдом полностью

Ну, помимо всего прочего, там было полно англичан. Я быстро обнаружил, что у нас мало общего за исключением языка, да и то не всегда. Если бы только кто-нибудь смог научить англичан говорить, а ирландцев слушать, такие места, как Оксфорд, стали бы вполне цивилизованными и удобоваримыми. Английский разговор оказался богат на умолчания и уклончивости и блистал вспышками молчания. Словом, совсем не к этому я привык в Дублине. Но в любом случае, оказавшись там, я первым делом избавился от ирландского акцента.

Махаффи мог преподать мне рафинированные светские навыки, но мне нужно было больше интеллектуальной основы для того, чтобы их использовать. И тут появляются Джон Рёскин и Уолтер Пейтер. Они имели очень мало отношения к моим занятиям античной литературой, так как сами они занимались искусствоведением и эстетикой. Я подружился с Рёскином, и наши прогулки и разговоры с ним остаются одними из самых дорогих для меня воспоминаний об Оксфорде. Какой-то стороне моей натуры импонировал его интеллектуальный, благородный и возвышенный подход к искусству. Но меня также тянуло к декадансу, ко всему эмоциональному и мистическому, и этой моей потребности удовлетворяло общение с Пейтером. Я прочитал его «Очерки по истории Ренессанса» сразу по приезде в Оксфорд, и это оказало какое-то странное влияние на всю мою жизнь.

* * *

В чем-то похоже на «ядовитую и совершенную» книгу, которую лорд Генри дает Дориану Грею…

Совершенно верно. Идея устроить в жизни как можно больше потрясений, всегда гореть тяжелым пламенем сжигаемой драгоценности и любить искусство ради самого искусства была и манящей, и опасной. Помню, как я сказал одному из друзей, когда мы гуляли утром по узким дорожкам вокруг колледжа Магдалины под несмолкаемый щебет птиц, что я хотел бы попробовать фрукты со всех деревьев в мире и что я выхожу в мир с этой страстью в душе. И именно это я и сделал. У меня не было намерения стать пожухлым преподавателем в Оксфорде. Я собирался стать поэтом, писателем, драматургом. Я хотел стать знаменитым, и если не знаменитым, то хотя бы скандально известным. В то же время я возмутил Оксфорд, заявив, что с каждым днем мне все труднее соответствовать моей коллекции бело-синего фарфора.

Преподаватель эстетики

Создав себе образ беспечного бездельника, Оскар покинул Оксфорд, получив отличные оценки по классическим предметам и престижную Ньюдигейтскую премию в области поэзии. Однако эйфория от успеха вскоре улетучилась. У него имелись некоторые средства для жизни в Лондоне, но необходимо было срочно найти какое-либо прибыльное занятие. Он предложил одному издательству перевести Геродота, подал заявление на обучение археологии в Афинах и несколько раз предлагал себя на должность смотрителя учебных заведений. Все это окончилось ничем, поэтому он обратился к другим способам найти свое место в столице.

* * *

Вы начали свою лондонскую жизнь нехарактерно для вас — хотели заниматься какими-то совершенно обычными видами деятельности. Почему?

Я подозреваю, что вы узнали об этом из моих писем, что, позвольте вам заметить, нечестно и не подобает джентльмену. Если уж вы хотите знать, я испытывал определенное давление со стороны семьи. Мой отец умер за два года до этого, и мы обнаружили, что наш дом в Дублине был заложен от крыши до подвала, так что мы с Уилли столкнулись с перспективой поддерживать мать. К счастью, до этого не дошло, хотя я по мере возможности оплачивал ее счета. Правда, вскоре я оставил мысль зарабатывать таким трудом. Я насмотрелся на то, как молодые люди с блестящими перспективами и отличными профессиями приезжали в Лондон и через несколько месяцев оказывались у разбитого корыта, выбрав так называемую полезную профессию. Я пришел к обдуманному решению завоевать себе репутацию до того, как начну чем-то заниматься. Я собирался стать знаменитым ради того, чтобы быть знаменитым. Таким образом, как только я действительно чего-то достигну, публика сразу признает меня. Я снимал дом вместе с моим другом Фрэнком Майлзом, который писал портреты светских красавиц. Я носил бархатные костюмы с мягко струящимися галстуками, отрастил волосы и стал представляться профессором эстетики и искусствоведом. Фрэнк представил меня Лили Лэнгтри, которая была любовницей принца Уэльского. И вскоре я остроумной болтовней пробил себе дорогу в некоторые лучшие дома Лондона.

* * *

Да, но это не приносило денег.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение