– Сейчас же вроде прилично платят.
– Не буду говорить за остальных, но мне платят нормально. Потому что я добился положения. Со всеми этими «Дозорами». А теперь и с Жуковым.
– Вроде тыщу долларов сейчас платят за съемочный день.
– Ну, это среднему актеру. Если человек снялся в каком-то сериале, то начинают разговор с тыщи. Человек десять получают у нас пять тысяч в день. Некоторые, я слышал, по восемь тысяч получают, а кто-то требует пятнадцать. Так что долларовые миллионеры в нашей среде уже появляются.
– Сейчас у нас Константин Эрнст претендует на то, чтобы быть главным авторитетом в кино, пытается даже диктовать моду.
– Надо сказать, ему это удается. «Дозоры» – масштабное событие в нашем кинематографе. Сейчас он с Максимовым очень грамотно провел кампанию фильма «Ирония судьбы-2». Как ни крути, это самые большие сборы в нашем новейшем кино.
– Вот и у меня знакомые строят большую киностудию на Черном море.
– Зачем она нужна сейчас-то? Киностудия в ее прежнем понимании – с громадным количеством аппаратуры, с большими павильонами – не нужна. Всего этого при современной технике не требуется. Можно поставить один – осветительный – прибор, и хороший оператор все снимет. Тем более что ко всему прибавилась и возможность пропустить пленку через цифру – скорректировать все погрешности, которые возникли при съемке. Сейчас достаточно комнаты, где сидят продюсеры, и подсобки для хранения камер и осветительной аппаратуры. Мы накануне, нет, мы даже уже внутри технической революции… Наверно, что-то такое было, когда начиналось книгопечатание. До этого каждая книга была художественным произведением. А потом книги появились в каждом доме. Мы накануне того, чтоб кино снимали, грубо говоря, на мобильный телефон… Производство кино стало массово доступным. Вот сейчас я студентов учу. Двадцать лет назад – всего лишь двадцать лет назад! – приходили ребята, мы им давали камеру, пленку, они снимали дипломную работу… А сейчас этим ребятам ничего не нужно. Они приносят мне кино, снятое на своей камере DVD и смонтированное на своем компьютере… За двадцать лет произошел такой рывок…
– Вот Алексей Балабанов говорит, что после 50 кино нельзя снимать – ничего хорошего не выйдет, – и обещает снять еще один фильм и бросить. А Андрон Кончаловский не соглашается, ссылается на Бертолуччи и Антониони, которые снимали до старости. Вы как это можете прокомментировать?
– Прокомментирую я таким образом. Лично я стимул для съемки кино потерял.
– Вот как…
– Я не понимаю примеров, приведенных Кончаловским. О чем он говорит? То, что сняли Бертолуччи и Антониони, или он сам снимет, – это может быть даже хорошо. Но это все мимо денег, мимо кассы…
– В финансовом смысле? То есть буквально?
– Нет-нет, в переносном смысле. В том смысле, что это никому не нужно! Когда люди ходили в кино в 60-е годы, в лучшее для кинематографа время, они воспринимали его очень близко к сердцу. В 30-е кино вообще было волшебством. Само по себе то, что изображение движется на экране да еще танцует и поет, было чудом.
Сейчас кино смотрят иначе: человек выскочил из кинотеатра – и уже не помнит, что смотрел. Кино в этом смысле приблизилось к шоу-бизнесу, к цирку, к эстраде, оно очень далеко от высочайших достижений кинематографа, от лучших его образцов.
– Ну-ка скажите мне названия!
– Да пожалуйста. Это «Девять дней одного года», фильм вышел в начале 1962 года. Это был переворот в сознании. Обществу были предложены новые герои, кардинально отличные от тех героев, которых играл тот же Баталов еще семь лет до этого («Дело Румянцева», «Большая семья»). Это был прорыв в сторону интеллектуального кино. Потом был фильм Анджея Вайды «Пепел и алмаз». Режиссерское решение некоторых эпизодов этого фильма кажется мне высочайшим достижением всего кинематографа. И наконец, «8 1/2». Эта картина просто всего меня перевернула.
– У Феллини вы все фильмы цените?
– Ну, практически все. Думаю, что Феллини – самый великий. Уже потому хотя бы, что остальные великие, как правило, скучноваты, чувство юмора у них притушено…
– Это непременный признак великого – отсутствие чувства юмора?
– Ну, может, и так… Это вознесение в область проповедования… Гумилев говорил Ахматовой: «Аня, ты меня останавливай, когда я начинаю пасти народы».
– Вы не пробовали?
– Я не буду этим заниматься.