– Нет, ну это ж не обязательно! Но зато у нас есть много других кровей. Немецкая – прапрадед был женат на немке. Литовская – Кончаловский, он из Литвы выходец. Французская – Суриков, сибирский казак, женился на полуфранцуженке. Русское дворянство всегда мешалось с другими… Конечно, есть порода, гены – сильная вещь, но элитность, я уверен, зависит целиком от воспитания. Конечно, какие-то вещи передаются по наследству, но можно найти абсолютного аристократа из крестьян, который будет аристократ настоящий, даже если он вилку держит неправильно. И можно найти абсолютного плебея среди аристократов.
– Я думаю, что все-таки есть какие-то вещи, которые нельзя наработать за одно поколение, нужно второе, третье, пятое, чтоб до чего-то дойти.
– Конечно.
– Если мой дед был крестьянин, а потом служил в ЧК, я по определению получал от него вещи, отличные от тех, которые получали вы от своего деда.
– Конечно! Луначарского спросили, сколько университетов надо кончить, чтоб быть интеллектуалом. Он сказал: три. Один должен кончить прадедушка, второй – дедушка, и третий – отец.
– Так что вы получили уже при рождении хорошую фору.
– Конечно. Мне повезло. Я тут ни при чем, так карты упали.
– Очень интересна тема династий, тема русского дворянства. Вот в революцию прервалась связь времен, и люди цепляются за те частные случаи, когда связь времен разорвана не была, в виде исключения.
– Может быть, и так, да.
– Ваши предки – бояре…
– Вы знаете, любая династия вырождается, если нет свежих соков, притока новой крови. Феллини в «Сладкой жизни» замечательно показал вырождающуюся итальянскую аристократию. Нужна свежая кровь! Вот как мой Егор: у него мама наполовину казашка, наполовину полька… Династия – это хорошо, это – традиции, но все равно надо работать! На династию не проживешь, если ты только не принц Чарлз, – но и тот все время работает! Все время! У него замечательный Фонд защиты животных… Он активно олимпийцев поддерживает. Мы художники, не политики, мы совсем другие люди…
– Мне все-таки приятно, что в России остались дворяне, что не всех перерезали большевики, что вы выжили…
– Да… Повезло! – сказал он с грустью все же.
– Мне хочется узнать: вы чувствуете ответственность за прошлое, за то, что вы дворянин, тяжело нести груз этот?
– Смешно в наше время думать о дворянстве. Надо просто жить, чтоб стыдно не было.
– Но пронзает иногда – вот мы-де бояре?
– Нет.
– А вот Никита Сергеевич признавался, что с гордостью думает, что его предки были не последние люди в стране.
– Я – нет. У меня этого нет.
– Меня больше волнует не мое дворянство, а то, какие трусы были в XIX веке у женщин, когда Антон Павлович ухаживал за какой-нибудь студенткой.
– Он больше к проституткам…
– Но у него и девочки были, и актрисы, и знаменитая Щепкина-Куперник… Он очень любил женщин. Чехов терпеть не мог людей, которые хвастали своими победами над женщинами – потому что он их по-настоящему э-э-э… любил. И вот я хочу себе представить… Вы знаете, какое тогда было нижнее белье?
– Ну, длинные панталоны, как у Бекки Тэтчер…
– Гм… Интересно, что сейчас женщине, чтоб с мужчиной сойтись, много не нужно снимать с себя.
– Моника Левински вообще ничего не снимала. В Овальном кабинете. На ней осталось ее знаменитое синее платье.
Но Моника ему не интересна, он не откликается и продолжает о своем: