Беседы с Vеликими

– Мик Джаггер?! У меня с ним была смешная история. Я хотел, чтобы он спел Раскольникова в опере «Преступление и наказание». Мы с ним встретились в Нью-Йорке, в гостинице, он открыл мне дверь и шепчет: «Проходи на цыпочках! Я пришел в пять утра, жена ждала меня, вот только что заснула. Злая была». Он показал мне ссадину на лбу – она ему засадила чем-то. Это его теперь уже бывшая жена, манекенщица, с которой он развелся, – как же ее звали?.. И мы с ним шепотом беседовали и ели клубнику. Американская клубника невкусная, она как пластмассовая. Он говорил: «Да, интересно – спеть Раскольникова!» Но потом выяснилось, что партитура другая абсолютно и ему это не спеть просто. А он на Раскольникова похож, тоже сумасшедший. Такой вообще… Старушку убить ничего не стоит ему. Он очень симпатичный, очень симпатичный скромный человек, совсем не похож на… некоторых других. Скромный, застенчивый – очаровательная личность!

– А давно эта история была, с Раскольниковым?

– Это давно было… В 1985 году.

– Вы с Джаггером почти ровесники, он на шесть лет моложе, в серьезном возрасте оба, а ведете жизнь молодых ребят: много работаете, женитесь, рожаете детей, путешествуете, что-то придумываете, такие подтянутые, спортивные…

– Ну повезло! По-другому нельзя сказать. Больше всего мне повезло, когда в день рождения мне позвонил папа и сказал: «Тебе везет, что тебя отец поздравляет с семидесятилетием».

– Это круто.

– Да, вот это – круто! Большего счастья нет. Мать ушла, а отец жив, слава Богу[2]. Пока отец жив, такое ощущение где-то, что я бегаю под столом все равно… У меня нет вообще ощущения возраста. Ну болит что-то… Мне один врач сказал: у нормального человека обязательно должно болеть что-нибудь, но все время разное! Тогда он здоров. А если болит одно, это хуже…

– Я вот разговаривал с Алексеем Балабановым… Как вам, кстати, его фильм «Груз-200»?

– Я не видел. Но – талантливый человек!

– Так Балабанов говорит: сейчас сниму еще один фильм – и заканчиваю с этим делом. Потому что, он уверен, после пятидесяти уже нельзя снять хорошее кино.

– Ну замечательно. Пускай делает как хочет. Но есть режиссеры – Феллини, Бертолуччи… Бергман после пятидесяти снял свои лучшие картины! Что вы! У одного рано кончается, у другого поздно. Это все зависит…

– В общем, мнение Балабанова вас не смущает.

– Ну, он симпатичный… Пусть он снимает картины, если ему хочется. А если не хочется, пусть не снимает! Жизнь такая короткая вещь; пусть человек делает что хочет и за это отвечает.

– А помните, Бунин говорил – пока я чувствую себя мужчиной, я могу заниматься творчеством. Об этом мне рассказывал Андрей Смирнов, который играл Бунина, как известно, в кино и пытался его понять, все про него читал. Вы согласны с этой мыслью?

– Конечно, и это играет роль. Желание, вообще говоря, – это и есть жизнь. Когда нет желания – нет жизни… Желание – это манифестация жизни…

– Именно ЭТОГО желания?

– Любого! Есть, пить, заниматься любовью – эти все желания творческие, это все связано. Думаю, даже у старого и немощного великого художника все равно тестостерон выделяется, если у него есть желание. Стоять – не обязательно физически, есть же великие старцы – Дали, Картье-Брессон. Нет, я не согласен, что тут прямая связь. Есть художники вполне бездарные, но очень сексуально потентные.

Селекция

– И все-таки вы отчего такой крепкий, бодрый – оттого что были века династических браков, шло выведение породы, элитных сортов?.. Это все оттуда?

– Откуда я знаю? Вот вы говорите – порода. А ее надо разбавлять людьми без породы! И тогда вырастает талант и мощь. Например, хорошо, когда к русской крови добавляется еврейская.

– Об этом говорил еще академик Амосов.

– И Вишневский Александр Александрович так считал! Он говорил: «Я талантливый хирург, потому что во мне есть еврейская кровь!»

Тут мы смеемся, конечно.

– А у вас еврейской крови ведь нету?

– Нету.

– А как же вы…